Цвет боли: шелк

Но в одной квартире со старшими жить удобно только до тех пор, пока тебя не тянет сорвать с жены одежду и потащить под душ, чтобы заняться сексом отнюдь не в миссионерской позе и не под одеялом. Для таких случаев у них имелась еще одна квартира на Эстермальмсгатан в «Квартале жаворонков». Три квартиры в этих дорогих домах дед когда-то купил внукам — Жаклин, Ларсу и Мартину. Квартира Жаклин стояла закрытой в одном доме, а у Ларса с Мартином они были одна над другой во втором.

В квартире Ларса и существовала их «комната боли», напичканная прибамбасами из секс-шопа, предназначенными для занятий БДСМ. Если «припекало» желание, Ларс и Линн просто отправлялись на Эстермальмсгатан.

— Линн, ты не хочешь погулять с малышкой? Погода хорошая, давай съездим на Эстермальмсгатан?

Повторно приглашать не надо, Линн сама давно хотела предложить навестить комнату боли. Но брать ли с собой Мари?

— А почему нет? — пожал плечами Ларс. — Вряд ли она поймет назначение распятия и то, чем занимаются мама с папой. Мала еще. Заодно купим для Мари большой манеж и поставим там…

Через час Мари уже играла в большущем манеже, а Ларс стягивал с Линн джинсы, убеждая:

— Для начала можно и как все.

— Стоило ехать сюда ради этого! — возразила жена.

— Ого! — в глазах Ларса заплясали лукавые чертики. — Как ты заговорила… Ну, держись!

Она права: как все можно бы и в своей комнате под одеялом, а в комнате боли нужно круто и вовсе не ванильно.

— Я знаю, что ты вкусная…

— Ларс!

— Завела старую песню. Нет чтобы сказать, что я тоже вкусный. Или ты уже забыла мой вкус?

Ларс знал, что жену страшно заводят вот такие фривольные разговоры, которые она сама, впрочем, не поддерживает. Сколько ни приучал откровенно выражать свои самые нескромные желания, даже требовать, если чего-то хочется, так и не пересилил ее пуританскую привычку стесняться, когда они наедине.

Друг Фриды Густав сказал, что она раскрепостилась тоже не сразу, но довольно быстро. Возможно, помогло то, что он первое время скрывал лицо под маской: с незнакомцем легче вести себя распутно, не ограничивая свои тайные желания пуританскими правилами поведения. Ларсу приходилось иначе, он постоянно преодолевал зажатость Линн и вынуждал ее раскрываться. В этом тоже была своя прелесть: Ларсу милей Линн, которую еще нужно вынудить застонать при оргазме, а не кусать простыню, чтобы не дай бог не услышал даже он, чем женщина-кошка, способная оседлать сама.

Линн тоже способна, но ее сначала нужно до этого довести или вынудить. Зато потом…

Вот и сейчас он просто загнал ее в беспомощное положение, когда руки прикованы наручниками, ноги задраны и прикреплены к перекладине и все прелести на виду.

— Где тут вкусная штучка?

Она извивалась и стонала под его языком, кончила бурно…

— А теперь для меня.

Знал, что она легко «выдаст» два оргазма подряд, а еще нравилась ее беспомощность и в этой беспомощности реакция на возбуждающие ласки. Все же одно дело, когда женщина имеет возможность ответить на прикосновения, возбуждение, и совсем иное, когда ее подвижность ограниченна. Тогда все ощущения сосредотачиваются на определенных органах, энергия уходит на движение внутренних мышц, а потому оргазм ощущается сильнее и бывает бешеным. Во всяком случае, у Линн так…

— Ларс! — Голос жалобный, но он прекрасно понимал почему: ей небольно, нетрудно, просто близка волна ощущений, справиться с которой она не сможет.

— Не смущайся, Линн, мне же доставляет удовольствие видеть, как ты кончаешь.

Сколько раз он повторял жене эти слова! Почему такие, как Линн, женщины стесняются своей страсти? Неужели трудно понять, что любящему мужчине действительно приятно не только самому бурно кончать, но и видеть, что довел до такого партнершу?

— Я… я…

Когда она забывала о том, что эмоции следует сдерживать, получалось нечто невообразимое.

Но он не собирался вот так быстро заканчивать игру, у Ларса было настроение помучить жену, но не причиняя ей боль при помощи девайсов, как бывало обычно, а заставляя ждать вожделенный миг. Вытащив Линн из ее скорлупы зажатости, он намерен заставить ее раскрыться и в своих потаенных желаниях.

— Ларс! — Это уже реакция на то, что он остановился, больше того, покинул ее лоно. Растерянность, обеспокоенность, что сделала что-то не так…

— Да, дорогая?

— Ты?..

— Хочешь, чтобы я продолжил?

— Конечно. — Она лишь коротко выдохнула это слово, почти прошептала. Но ему мало.

— Скажи вслух, хочешь?

— Хочу.

— Чего ты хочешь?

Линн знала эту игру: дразня, он вынуждал просить, требовать войти в нее, не переставать двигаться или, наоборот, замереть. Ларс заставлял быть откровенной не только в движении тела, но и в словах.

— Говори, проси, требуй, не держи в себе! — увещевал он. — Я должен это знать, слышать, понимать, что не только я тебя, но и ты меня желаешь, умираешь от страсти, готова на все.

Вынужденная быть откровенной, Линн просила, требовала, говорила о том, чего именно желает.

Так и сейчас, не в силах скрывать эмоции и желания, она высказала их вслух.