Цвет её глаз. Сборник рассказов

Меня окружают очень странные люди. Они все абсолютно разные, но все они похожи друг на друга.

О, да! Это видно без всяких диагнозов. Эти люди безумны. Каждый по-своему. Но все они одинаковые. Все они выглядят одновременно жалко и отвратительно. Они сутулые. Передвигаются тяжелой, шаркающей походкой. Лохматые, неопрятные, от них воняет потом. Кожа бледная, как побелка на потолке. Желтые глаза. Желтые зубы. От некоторых воняет мочой. У других течет слюна изо рта. Глаза ничего не выражают. Лица тоже. Абсолютная пустота.

Интересно, я выгляжу так же? Здесь нет ни одного зеркала. Я не могу на себя посмотреть. Наверное, в этом есть смысл.

Я не хочу здесь находиться. Не могу быть здесь. Всё здесь отвратительно.

Еда воняет блевотиной. Или мне так кажется. Я уже не знаю. Мне кажется, что всё здесь воняет блевотиной, мочой и клопами. Я не хочу есть.

Я хочу посмотреть в окно. В столовой нет окон. Какого чёрта в столовой нет окон?

Ко мне за стол подсаживается высокий мужчина. Я его не знаю. Незнакомец называет меня по имени.

Он говорит: “Тревис! Как дела приятель? Выглядишь дерьмово.”

Я отвечаю, что он и сам выглядит не лучше. Он смеется и качает головой. Затем понижает голос до шепота.

“Я достал то, что ты просил, но не всё. Пока только бумага. С ручкой напряг. Но возможно завтра смогу раздобыть карандаш.”

Передает мне несколько маленьких, сложенных вчетверо бумажных листков.

“Помнишь уговор? Если найдут, ты не знаешь откуда это взялось. Сдашь меня – пожалеешь.”

Я отвечаю ему, что не помню как его зовут, и мне насрать. Он криво улыбается и спрашивает: “Что, настолько хреново?”

Я говорю, что даже свое имя запомнить не могу. Теперь понятно, для чего мне понадобились бумага и карандаш. Записывать – хорошая идея, но что, если я не вспомню про свои записи? Просто забуду о спрятанных бумажках. Я поворачиваюсь к этому парню. Прошу об услуге. Я прошу, чтобы он каждый день напоминал мне о том, что я делаю. Он кивает. Полагаться на его обещание нельзя.

Я спрашиваю, знает ли он, почему я здесь. Он говорит, что мне не нужно об этом вспоминать. Я говорю, что я всё равно узнаю, так или иначе. Я прошу его сказать мне. Он молчит. Я не отвожу от него взгляд. Он вздыхает, и начинает:

“Говорят, что ты убил свою жену и двух дочерей. Девочки были совсем маленькими. Ты прикончил их ночью, пока они спали. Говорят, ты вызвал полицию, затем пытался повеситься, но копы успели приехать раньше, чем ты двинул коней.”

Я закрываю глаза. Я не могу это слушать. Я не могу поверить в это. Что это за бред? Я не хочу верить! Я не могу! Но эта женщина, её лицо. Это лицо является мне, как только я закрываю глаза.

Это всё не правда. Я не мог совершить такое. Боже, как страшно.

Сердце колотится в груди со страшной силой. В горле появился отвратительный ком. Он мешает дышать. Меня тошнит.

Чувство такое, словно только, что я потерял нечто очень важное. Словно безвозвратно утратил то, что было мне ужасно необходимо. Я не помню свою жену. Я не помню детей. Но несмотря на это я чувствую ужасную боль. Она сжимает сердце ледяными пальцами.

Я чувствую, как мороз пробегает по коже. Мне страшно. Меня всего трясёт. Мне плохо. Сильный спазм в желудке, от которого я падаю колени. Меня рвёт на пол. Всё тело сотрясает дрожь. Меня выворачивает наизнанку. Мне больно и очень противно.

III

Не помню как оказался в общей комнате. Предплечья всё ещё связаны ремнями. Стою перед окном и смотрю на траву во дворе. Трава такая зеленая. Она кажется очень мягкой и свежей. Я хочу прилечь на неё. Хочу снять рубашку, вытянуть ноги и растянуться под солнышком. Чёрт, я бы всё отдал за это. Хочу выйти на улицу. На окнах решетки. Как же я ненавижу эти решетки.

Медсестра раздает таблетки. Подходит ко мне. Кажется, я её знаю. Она была у меня утром. Спрашиваю её, могу ли я выйти на улицу. Говорит, что пока нет. Возможно, позже. Я говорю, что мне нужно выйти сейчас. Она просит меня принять таблетки. Говорит, что со временем мне станет лучше, и тогда я смогу выходить на улицу. Что за бред? Неужели они не понимают, что мне станет лучше как только я выйду на улицу? Выйду отсюда. Мне нужно выйти отсюда! Сейчас! Я не могу больше видеть эти проклятые решетки. Эти стены. Этих несчастных людей.

Сестра повторяет, что я должен принять лекарство. Я не хочу принимать никаких лекарств. По обеим сторонам от меня вырастают двое крепких парней в белых робах. Медбратья берут меня под руки. Сестра говорит, что я не должен сопротивляться. Лекарство нужно принять.

Я понимаю, что у меня нет выбора, открываю рот. Таблетка почти без вкуса. У меня появляется мысль спрятать её под язык. Не знаю, что это за препарат и хочу ли я его принимать. Сестра просит меня открыть рот и поднять язык. Они обращаются со мной словно с ребенком. Это унизительно.

Спрашиваю, что за таблетки. Сестра отвечает, успокоительное. Но разве мне нужно успокоительное? Мне кажется, что я веду себя нормально. Может я уже не понимаю, что такое “нормальное поведение”? Кто его знает. Мне страшно.