Цвет греха: Алый

Едва ли во мне находится настолько достаточное количество адекватности, чтобы сообразить сразу. Самой и на этот раз не приходится. Мужская ладонь накрывает мою, повторяет недавнюю манипуляцию, помогая сдавить и вновь ощутить в своей ладони его твёрдую плоть. Не отпускаю. Веду снизу-вверх. И да, сжимаю. Крепко. Основательно. И снова опускаю ладонь вниз. Не без удовольствия отмечая каждое последующее изменение в его дыхании. Оно – отрывистое, хриплое, тяжёлое, ведомое каждым моим движением. Мужчина весь – будто каменный становится. Хотя и то длится недолго. Он перехватывает моё запястье ровно в тот момент, когда лично мне кажется, что я почти достигаю нужного. Секундная передышка. И я перетащена к нему на колени. Мой рот пленён новым поцелуем.

– Продолжай, – командует он снова, разрывая недолгий контакт наших губ. – Быстрее, моя хорошая девочка.

Не удаётся. Моя рука замирает почти сразу. Глаза расширяются. Снова забываю, что надо дышать. Ровно в тот миг, когда его пальцы возвращаются к возобновлению моего совращения. Эта степень нашего общего порока мне ещё неизвестна. И я совершенно не готова к тому, как собранная между моих ног влага размазана чуть выше, аккурат между поочерёдно смятых властным жестом ягодиц.

Мои губы сами собой складываются в протяжное:

– О-ох…

Нет, не больно. Он давит мягко. Проникает неспешно. На шумном выдохе. И моём рваном вдохе. А я и не подозреваю, что способна впустить его в себя настолько легко и просто, даже если это будет совсем не то, к чему я себя морально готовлю.

Кай…

Не останавливается.

– Я распечатаю тебя со всех сторон, не только твою шикарную задницу. Ты будешь принадлежать мне. Полностью. Только мне, ангел мой, – то ли снова ставит перед фактом, то ли банально комментирует свои действия. – Не просто просить будешь. Умолять будешь. И в следующий раз сама встанешь передо мной на колени…

Не задумываюсь. В исполнении озвученного тоже не сомневаюсь. Отдаюсь на волю происходящему. И каждому последующему толчку, что отзывается внутри чем-то остро-запретным, уничтожающим напрочь последнее здравое, что во мне остаётся. Всё смешивается. Ничего уже не понимаю. Ощущений слишком много. С избытком. Они – намного больше того, что я способна выдержать. Неудивительно, что вскоре всё внутри буквально взрывается и сжимается сладкими судорогами, сулящими забвение. Я прихожу к своему сегодняшнему повторному финишу личного наслаждения. И не одна. Вязкое липкое семя остаётся частично на моих пальцах, частично на моём животе и бёдрах, но я слишком расслаблена, чтобы думать или беспокоиться ещё и об этом.

И да, очень быстро потом я всё-таки засыпаю…

А перед тем:

– Мне понравились цветы, – мямлю едва ли разборчиво, после того, как мужчина располагается спиной на кровати, а меня устраивает на себе поверху, подзабив на собственную повязку и совсем не зажившую рану под ней. – Очень красивые.

Ну и пусть решит, что ведусь на них, как последняя дурочка, и такой, как я, соответственно, вообще много не надо, что называется “купи за дёшево, почти даром, сразу поведётся, ведь тотально наивная, в простонародии – полнейшая идиотка”. Всё лучше, чем то, что на самом деле предательски пробирается настолько глубоко-глубоко, что буквально в нутро въедается и теперь навечно будет жить в моей бедовой голове.

Да и всё равно же сказала…

Очень уж захотелось.

Глава 16

Кай

Полуденное солнце слепит моментально, стоит открыть глаза. Напрасно не прикрываю ночью окна. Хотя, если уж на то пошло, совсем не палящие лучи будят, а хрупкая вертлявая фигурка, что просыпается первой, и теперь явно пытается выскользнуть из моих объятий, наивно полагая сделать это максимально аккуратно, чтоб не разбудить меня. Однажды мы подобную фигню уже проходили. В тот раз я решаю дать ей волю, посмотреть, что в таком случае делать станет, то в этот…

– Будешь так ёрзать на мне, вообще сегодня с кровати не поднимешься, – предупреждаю, прижимая девчонку к себе крепче.

Замирает. Не дышит вовсе. Вся напрягается.

Сперва решаю, из-за моих слов. Всё-таки почти всегда подобным образом на такое моё обращение реагирует.

Но нет…

Повязка. Багровая. Мокрая.

Мне самому, если уж на то пошло, нет до этого особой разницы. Поменять – дело нехитрое, рано или поздно заживёт, не сдохну, и похуже случается. А вот Эва моментально округляет глаза, рассматривая бинты, как нечто чрезвычайно жуткое и пугающее.

– Тебе нужно к врачу, – шепчет едва слышно, сбивчиво.

Отодвигается. Осторожно. Опасливо. Продолжает на испорченную повязку шокировано коситься.

– Сам управлюсь, – отзываюсь, приподнимаясь выше.

Я не в восторге отказаться от идеи продолжить всё то, на чём мы с ней останавливаемся этой ночью, но с этой мыслью всё же приходится временно попрощаться, выбираю самый лёгкий вариант избавиться от случившейся проблемы, чтоб потом вернуться к задуманному. Направляюсь в ванную. Там, помнится, ещё остаётся всё то, чем можно перевязать заново. Почти дохожу. Замираю перед самой дверью, услышав приглушённое и почему-то чуточку виноватое:

– Я помогу.