Цвет греха: Алый

– Кхм… – откашливается с обречённым вздохом, опять ненадолго умолкает, но всё же продолжает: – Нет, Эва. Это так не работает. Процесс запущен. Его не остановить. Мы оба уже подписались. И ты. И я. Поздно. Невозможно раскрутить машину закона, а потом просто сделать вид, что ничего такого не было. Если вдруг забыла, она – не мы, не полагается на чувства и личные умозаключения, только на факты, а они уже освещены, никуда не исчезнут. Тем более, все основания есть, они веские и уже освидетельствованы, как положено, по всем канонам, всё пошло дальше, туда, куда мои руки уже не дотянутся. Ты и сама это прекрасно, без меня, знаешь и понимаешь.

Уж лучше бы молчал!

Хотя нет – очередные мои заблуждения. В минуту того самого отчаяния, что накрывает с головой, пока его слушаю, а мои колени отказываются участвовать в этом очередном эмоциональном балагане с привкусом адового пекла, тупо отказывают, а я – оседаю на пол, прямо там, где стояла, посреди кухни.

– Тео… – то ли зову, то ли прошу, то ли умоляю.

Всё и сразу. Неспособная больше не громкость.

– Пожалуйста, Тео…

По моим щекам – слёзы. Но я не могу перестать плакать. Как и не могу смириться с мыслью о том, что не исправишь. То, что Тео не стал бы бросаться такими громкими словами и быть настолько бескомпромиссным по отношению ко мне и моей просьбе, будь на обратное хотя бы малюсенький вариант – аксиома, нет никакого смысла её оспаривать. Тем хуже осознание, что это ведь всё из-за меня. Из-за моей глупости, свершённой в порыве злости и отчаяния. Я обязана как минимум всё вернуть, как было. Иначе… что?! Как возможно жить дальше с этой невыносимой мыслью? О том, что я – ничуть не лучше, чем мой отец.

– Прости, Эва. В этот раз я не могу помочь. Проси, что угодно. Сама знаешь, я всё для тебя сделаю, в меру своих сил и возможностей. Но только не это. Невозможно.

Удушающее чувство от невидимой руки, не позволяющей свободно вдохнуть-выдохнуть, давящей до такой степени, будто безжалостно ломающей мне шею, – лишь усиливается. Перед глазами начинают меркнуть, весь мир вокруг превращается в крутящуюся злополучную карусель. Сидеть самостоятельно тоже уже не получается. Мне приходится заставить себя двигаться, упереться спиной в кухонный стол, чтобы сохранить хоть какое-то подобие того, что я не совсем падаю. Если не морально, то хотя бы физически. А телефон всё равно выпадает из моей руки.

– И, Эва… Послушай меня пожалуйста, внимательно. Не принимай скоропалительных решений. Просто отпусти. Как есть. Ты ни в чём не виновата. Ты всё правильно сделала. Не твои это грехи. Их. Пусть сами их расхлёбывают. Ты не заслужила барахтаться во всём этом. Только не ты. Я помню, советы ни к чему, ты их не любишь, всегда поступаешь по-своему, а из всех девушек, что я встречал, разумнее тебя не бывает. Но… – произносит Тео. – Я тебя очень прошу: не сжигай себя, чтобы согреть других. Не надо.

Это точно не всё. Но дальнейшее я не слышу. Слишком далеко от меня гаджет, а в ушах шумит всё резче и резче.

Затем и вовсе приступ становится настолько сильным, непреодолимым – сильнее возможностей моего истощённого организма, что меня банально отключает…

В себя прихожу от звука всё того же телефона. Он разрывается входящим, очевидно, далеко не первым и даже не вторым или третьим, а первая моя мысль, когда я концентрируюсь на этом: не брать и дальше, вообще отключить. Но стоит заметить имя того, кто хочет со мной поговорить, обозначенное на экране, как этот мой план тоже терпит крах. Рука сама собой тянется.

– Ох, милая, наконец-то я до тебя дозвонилась! – доносится громкое от Марии. – Уже и не знала, что думать! Всё гадала, как ты там, моя хорошая?! Твой отец сказал, что всё в порядке, когда я с ним в последний раз разговаривала. Но я не знаю что ли? – переходит на неприкрытое ворчание. – Если б всё в самом деле хорошо было, как раньше, не расселил бы нас с тобой по разным местам, – негодует. – Сослал меня в охотничий дом, а где ты сама, вообще не говорит, как будто это какая-нибудь государственная тайна… – заканчивает с сердитым недовольством, замолкает, но ненадолго, а через короткую паузу резко меняет свою тональность: – С Днём рождения, солнышко!..

Далее, как из рога изобилия, сыплются пожелания в самых лучших её переживательных традициях, с теплом и радушием – всё то, что невольно греет мою душу, хотя по большей части совсем не трогает мозг, ведь не впервые слышу нечто подобное, почти всё наизусть и так, без напоминания вслух, знаю. Всё её голос. Ласковый. Полный искреннего волнительного трепета. Тот самый, из моего детства, когда она читала мне сказки на ночь и крепко-крепко обнимала всегда, когда маленькая-я нуждалась в чём-то подобном.

Да, с Днём рождения, Эвелин…

Какой заслужила, такой и день!