Цвет греха. Белый

Шагаю в сторону, но манёвр оказывается неудачным.

– С ней всё будет в порядке. Всё, что от тебя зависело, ты уже сделала, остальное оставь на них, – вновь преграждает он мне дорогу. – Лучше надеть это, – протягивает мне… тапочки.

Одноразовые. Такие обычно дают пациентам в реанимации. Не знаю, где Айзек сам их достаёт, но при виде подобия обуви мои босые пальчики на ногах поджимаются собой, напоминая о собственном безрассудстве. По крайней мере, асфальтовое покрытие под моими ступнями до этого момента уж точно не ощущалось настолько жёстким и грубым.

– Я не собиралась вмешиваться, всего лишь хотела постоять в сторонке и посмотреть, – ворчу на такую его категоричность.

Не собираюсь отказываться от предложенного, но взять не успеваю. Собеседник не отличается терпением. Перехватывает свою ношу иначе, заодно и меня саму. Единственное, с чем я действительно справляюсь – это шумно выдохнуть, прежде чем сильная рука поднимает меня и тащит обратно к машине. Не внутрь.

– Если тебе больше нечем заняться, можем просто поговорить, пока ждём, в палату к ней пока всё равно не пустят, – усаживает меня прямиком на капот.

Ещё секунда, и мои босые ступни наконец прикрыты. Им же. И тапочками. Жест выглядит настолько заботливым и милым, на контрасте с тем, кто его совершает, что невольно смущаюсь, тут же мысленно ругая себя за подобную реакцию.

– И о чём нам с тобой разговаривать? – ворчу, отворачиваясь.

Слезла бы с капота и вовсе отошла, но собственное положение не располагает. Не тогда, когда этот качок вольготно устраивается между моих разведенных в стороны колен и отодвигаться не планирует. Наоборот. Придвигается ко мне ещё ближе, чуть склонившись ниже.

– Например, о том, насколько хорошо и крепко ли ты сегодня спала, – заявляет тихо и вкрадчиво.

И ох уж этот его голос!

Отзывается мириадами знойных мурашек по моим позвонкам. А может, вся проблема вовсе и не в нём, а в том, о чём именно он говорит. Память моментально подсовывает каждое мгновение сегодняшнего утра. На мне снова будто нет обуви. И не только её. Рубашки тоже. Я перед ним будто вообще полностью голая оказываюсь, настолько неудобно и некомфортно становится.

Получается, Айзек вовсе не спал, как я тогда решила?

– Понятия не имею, о чём ты говоришь, – отзываюсь куда более резко, нежели стоит.

Тем самым себя лишь выдаю. Если бы реально не имела ни малейшего понятия, то сказала бы что-нибудь совсем иное, куда более нейтральное, и уж точно не с такой интонацией. Вот и высокомерная насмешка на мужских губах демонстрирует то же самое.

– В самом деле? – склоняется ко мне ещё ближе.

Приходится отклониться назад. В противном случае слишком мало расстояния остаётся между нашими губами.

– Потому что мне так совсем не кажется, – добавляет Айзек.

– Тебе кажется, – огрызаюсь.

Хранящаяся на его губах насмешка становится лишь шире и явнее. А я позорно вздрагиваю, когда одна его ладонь ложится на моё бедро, в то время как пальцы другой задевают сгибом белоснежную ткань рубашки на мне. Вместе с самой выдающейся частью того, что она призвана скрыть, хотя получается в последние секунды у неё это довольно прескверно.

– В таком случае, вероятно, ты просто замёрзла, да? – комментирует собственные действия блондин, опустив свой небесный взор к задетой ореоле.

Инстинктивно дёргаюсь снова назад. Чуть не падаю, ведь собственные ладони, которыми я упираюсь в железо, вдруг отказываются держать меня. И упала бы, если б Айзек не поймал, переместив ладонь на мою спину.

– В таком случае очень вовремя ты с тапочками подсуетился, теперь мне будет значительно теплее, – кривлюсь от своей случившейся опрометчивой реакции.

Втягиваю побольше воздуха. Мне он катастрофически необходим. И лишь после того, как дистанция между нами становится безопасной, а Айзек распрямляется, всё-таки добавляю:

– А если нет?

Зачем спрашиваю? Наверное, потому что всё же необходимо знать, насколько всё между нами плохо и запущено. Иначе так и спятить недолго.

– Если нет, – заново усмехается он. – То тебе стоит знать, что я не собираюсь быть твоим грёбанным утешением, – резко подаётся вперёд и опять оказывается опасно близко: – Если ты вдруг захочешь мой член, то ты должна хотеть исключительно только его, – заканчивает пробирающим полушёпотом, задевая губами мочку уха.

Подозреваю, намеренно. Наверное, именно потому на этот раз не отодвигаюсь и не шарахаюсь, как ошпаренная, хотя мириады захвативших позвонки мурашек чувствуются до того остро, словно взбесились. Наоборот. Сама же, не собираясь вестись на его провокацию, придвигаюсь вплотную.

– Да, я помню о твоём внезапном пунктике про верность, – отзываюсь в тон ему. – Учту. Сэкономим хотя бы на твоих антидепрессантах, – улыбаюсь напоказ ласково и беззаботно.

Не уверена в том, сколько так смогу продержаться. Хорошо, долго и не приходится.

– Вот и договорились, – весело подмигивает этот нахал, наконец, стащив меня с капота, позволяя стоять самостоятельно. – Закрепим?

Жаль, руку мою не отпускает.

– Закрепим? – непонимающе хлопаю ресницами.

Ей-богу, это не мужик, а сплошной аттракцион!