Цвет греха. Белый

Упоминание имени бывшего вызывает ком горечи, который я спешу сглотнуть вместе с новой порцией вина. Справляюсь довольно успешно, за что себя хвалю.

– А ты? – тут же перевожу тему. – Чем ещё ты занимаешься, помимо того, что доводишь чужие фирмы до грани банкротства, а затем скупаешь их за бесценок и нехило наживаешься на этом?

В голубых глазах напротив зажигается лукавый огонёк. Но более делиться чем-то Айзек не спешит.

– Тем и занимаюсь, – пожимает плечами.

Не верю. Почему? А чёрт его знает. Может быть мне банально хочется вдруг поверить, что находящийся поблизости способен не только разрушать, но и созидать.

– Нет, – озвучиваю собственные мысли. – Точно должно быть что-то ещё, – прищуриваюсь, разглядывая его внимательнее. – Если не хочешь признаваться добровольно, я сама угадаю, – хмыкаю.

Одобрением такой моей идее служит заинтересованность, вспыхнувшая на его лице.

– Да? Например?

– Например… – призадумываюсь. – Ты бегаешь по утрам, это мы уже выяснили. Но вряд ли потому, что дорожишь своим внешним обликом, тебе слишком безразлично мнение окружающих, чтобы зацикливаться на чём-то подобном, – предполагаю. – Хочешь оставаться намного более сильным и выносливым, нежели другие?

Последующая за моими словами мужская полуулыбка служит тому самым прямым подтверждением.

– Верно, – кивает Айзек.

– Раз верно, значит пей, – тоже киваю.

В его глазах мелькает удивление. Всего на миг. Но к своему бокалу с вином, к которому прежде ни разу не прикоснулся, он в самом деле тянется.

– До дна, – снисходительно добавляю.

К своему бокалу больше не прикасаюсь. Продолжаю:

– Отжимания? – предполагаю снова.

– Что, и количество возможных тоже угадаешь?

Как только его бокал в самом деле пуст, становится веселее.

– М-мм… полсотни? – ляпаю наобум.

Не угадываю.

– Твой черёд пить, – отрицательно качает головой Айзек. – До дна, – великодушно напоминает.

Не забывает также сравнять счёт, предварительно наполнив заново не только свой, но и мой.

– Сотня или полторы? – предпринимаю новую попытку докопаться до истины.

– Ты свою возможность уже упустила, – невозмутимо обламывает меня Айзек. – Теперь я.

– Ладно, как скажешь, – соглашаюсь.

И очень стараюсь сохранить сдержанность, пока жду, когда он придумает то, чего он может не знать обо мне наверняка. Пауза получается долгой, так что приходится постараться. И удержать эту маску, когда слышу:

– Твой бывший. Он был у тебя первым. И единственным. До меня.

Мои пальцы, замершие на ножке бокала с вином, моментально сводит судорогой, с такой силой я за неё цепляюсь, решая, стоит ли его опустошить, признавая чужую правоту.

– С чего ты взял, что это так? – не спешу ни с тем, ни с другим, чтоб не выдать себя.

Но, кажется, мой оппонент и без того догадывается.

– Если бы это было не так, тебя не задело бы так сильно его замечание о твоих умениях по части отсоса, – равнодушно пожимает плечами Айзек. – И это также объяснило бы, почему он настолько на тебе зациклился.

Вот же…

Проницательный!

– Так что? Я прав?

Айзек

Я прав. Я знаю. Вижу по ней. По тому, сколько смятения отражается на хорошеньком личике в первые мгновения после моих слов. Слишком заметно задевает румянцем точёные скулы и красивую шею, пока Нина бездумно кусает свои манящие пухлые губы, пытаясь решить сознаваться ли мне в моей правоте. Если б это было не так, вряд ли бы она наградила меня этим утром такими сладкими протяжными стонами, от которых едва не кончил и сам. Даже сейчас, просто вспоминая о том, как горячо и соблазнительно она тёрлась об меня, мой член снова стоит, да с таким болезненным ощущением, словно и не он, и не я не помним, когда в последний раз кого-либо трахнули. Если и было, то в какой-то прошлой и совершенно далёкой жизни. Не про нас.

И да, она пьёт…

До дна.

Рад ли я такой лёгкой победе?

Вряд ли.

Белый лён натягивается на неприкрытой более ничем понадёжнее груди, и я не могу перестать смотреть на неё. Уж лучше бы эта нимфа так и оставалась в моей рубашке, чем в этом плотно облегающем миниатюрном безобразии, именуемом платьем. Судя по всему, она любит белое. И ей охренеть как идёт. Даже слишком. А я никак не могу отделаться от мысли, как дико хочется подняться из-за стола, и пересадить её на себя, продолжив всё то, на чём мы прервались, когда она поняла, что происходящее между нами не сон и трусливо удрала от меня, да с таким рвением, словно за ней черти гонятся, чтоб затащить в преисподнюю. А ещё лучше – уложить её прямо на стол. Животом вниз или на спину, не столь важно. Лишь бы пошире раздвинула свои стройные ножки, между которыми вскоре будет так влажно, что звуки шлепков оглушат. Зря я сыграл в благородство. Я ведь ни разу не такой. Но это её кольцо на цепочке, что пряталось под тем же вырезом платья – слишком остро засело в моём разуме. Может, и не такой, но не настолько же долбанутый неудачник, чтоб служить жалкой заменой какому-то конченному мудаку, с воспоминанием о котором она кончит. По этой части я ей тоже говорю чистую правду.