Читаем Цвет ликующий полностью

Не знаю, так ли это или не так, во всяком случае, не ошибусь, если закину цепь за облака, а ее концы спущу в землю, не ошибусь, если пущу кота ходить по звеньям этой цепи, а не посажу его на цепь, в ошейнике. На цепи лишь «собака урывается». Кот ходит вольно по цепи и днем, и ночью, «по утренним зорям и по вечерним, в полдень и за полдень, в полночь и за полночь, на ветхом месяце, и на молодине, и на перекрое месяца, и по всякой день, и по всякой час, и по всякое время, и безвременье, и во исхожую пятницу».

Самые интересные сказки, наверное, кот говорит в эту самую «исхожую пятницу» — про Лешего, Бабу-Ягу и прочую нечисть.

Про кота-баюна-бахаря в сказках рассказывают по-разному. Читаем у Афанасьева: «В некотором царстве кот — песни поет — унынье берет, голосом потянет — трава повянет…»

«Около мельницы (а около мельницы всегда невесть что)… кот-баюн поет и сказки сказывает, на 100 верст слышно».

«„Кот-самоговор“, он тебе про заднее и про переднее все расскажет». Добывает его Стрелец-молодец только хитростью, защищенный железным колпаком от его ярости.

А у Пушкина в черновой записи сказок можно прочесть (сказка вроде Салтана):

«…Говорит мачеха, вот что чудо: у моря Лукоморья стоит дуб, а на том дубу золотые цепи, и по тем цепям ходит кот: вверх идет — сказки сказывает, вниз идет — песни поет…» Записано это в тетрадке, в Михайловском в 1824–1825 годы, а на внутренней стороне переплета первый вариант стихов «Лукоморья».

Делаю такой длинный перечень всяких котов, чтобы яснее себе представить кота пушкинского. Он кот вещий, страшный, но Пушкину не враждебный.

«Идет направо — песнь заводит, налево — сказку говорит». Можно ли сказать короче и точнее? Это так же коротко и ясно, как: «Жили-были дед да баба…»

Весь текст «Лукоморья» может уместиться на одной страничке, а образов хватит на целый том сказок. Как из этого сделать книжку? Как соединить текст с картинкой?

Это не сказка с коротким или длинным повествованием и не отдельно живущее стихотворение, а всего лишь пролог к поэме, хотя и написан спустя время. Именно поэтому я сочла себя вправе из него сделать отдельную книжку, пленившись богатым содержанием, сказочной народной красотой. А короткие тексты Пушкина написать на рисованных лентах, как бы берестяных грамотах, адресованных сказочным персонажам пролога. В пушкинских строчках ищешь и находишь свое детство и свою любовь к народному искусству.

Вот так шаг за шагом, из двери в дверь, из ворот в ворота, через подпольное бревно и дымкое окно, сквозь дыру огородную и выйдешь в чистое поле, на свою тропу, попросту говоря, — на белый лист бумаги, польстишь себя надеждой, что поняла замысел автора, и начнешь работать. Выйдет квас, не выйдет — кислые щи. Не знаю квас ли, щи ли получились — только в 1970 году книжка вышла в «Малыше», и я рада в печати поблагодарить издательство, товарищей, с которыми работала, за хорошее издание.

Север [21]

О Север, Север — чародей!Иль я тобою околдован?Иль в самом деле я прикованК гранитной полосе твоей?

Люблю Север, люблю холод, и с юных лет была мечта — побывать на настоящем Севере, за полярным кругом, посмотреть дышащее море-океан.

В начале лета 1928 года я повидала эти колдовские приливы и отливы — дыхание «морского царя» из сказок. Тут жизнь течет иными интервалами: до прилива и после него. Да еще ночи нет в это время года. Мы тогда жили целый месяц в Александрове, за полярным кругом, около Северного Ледовитого океана. Мокрые камни и скользкие водоросли — везде вода, и мостик на научную биостанцию — под водой. Нет на эту станцию никакого прохода! Если уж очень нужно — поезжайте на лодке! Вода надвигается совершенно незаметно, с непременностью рока или какого-то очень крупного времени, всей своей очень ощутимой громадой. Так два раза в сутки. Ее час пришел — и вода идет.

Белые ночи с незаходящим, красным без блеска заполярным солнцем где-то невысоко над горизонтом. Оно стоит и не уходит, сколько ни жди. Тени от домов и от гор — зеленого цвета. За фиордом — вечно бурлящий океан, и погода зависит от него, меняется в день несколько раз. От океана же приходит необыкновенная легкость: по горам идешь, как бы подпрыгивая, будто у тебя не две, а четыре ноги или два крыла на спине.

Карликовые березки в июне месяце только начали зеленеть. На всех домах — гирлянды голов трески. Сушат на солнце — корм коровам.

Ездили мы и по океану на тральщике: утомительное качание, кругом волны и небо, как на картинах Айвазовского. Была когда-то детская мечта купить картинку этого художника, самую маленькую, за пять рублей, а вот — живая вода!

Ездили и по фиорду на лодке, в бурю, доверяясь рыбакам. Они не боялись гребней белой пены где-то на уровне второго этажа, не боялись и мы.

Заходили в карельские избы. Опрятно, чисто. Посуда висит на гвоздиках по стенам. Спали тогда карелы всей семьей в одном большом ящике на полу, посередь избы. Незаходящее солнце, вангоговские лодки.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека мемуаров: Близкое прошлое

Жизнь на восточном ветру. Между Петербургом и Мюнхеном
Жизнь на восточном ветру. Между Петербургом и Мюнхеном

Автор воспоминаний, уроженец Курляндии (ныне — Латвия) Иоганнес фон Гюнтер, на заре своей литературной карьеры в равной мере поучаствовал в культурной жизни обеих стран — и Германии, и России и всюду был вхож в литературные салоны, редакции ведущих журналов, издательства и даже в дом великого князя Константина Константиновича Романова. Единственная в своем роде судьба. Вниманию читателей впервые предлагается полный русский перевод книги, которая давно уже вошла в привычный обиход специалистов как по русской литературе Серебряного века, так и по немецкой — эпохи "югенд-стиля". Без нее не обходится ни один серьезный комментарий к текстам Блока, Белого, Вяч. Иванова, Кузмина, Гумилева, Волошина, Ремизова, Пяста и многих других русских авторов начала XX века. Ссылки на нее отыскиваются и в работах о Рильке, Гофманстале, Георге, Блее и прочих звездах немецкоязычной словесности того же времени.

Иоганнес фон Гюнтер

Биографии и Мемуары / Документальное
Невидимый град
Невидимый град

Книга воспоминаний В. Д. Пришвиной — это прежде всего история становления незаурядной, яркой, трепетной души, напряженнейшей жизни, в которой многокрасочно отразилось противоречивое время. Жизнь женщины, рожденной в конце XIX века, вместила в себя революции, войны, разруху, гибель близких, встречи с интереснейшими людьми — философами И. А. Ильиным, Н. А. Бердяевым, сестрой поэта Л. В. Маяковской, пианисткой М. В. Юдиной, поэтом Н. А. Клюевым, имяславцем М. А. Новоселовым, толстовцем В. Г. Чертковым и многими, многими другими. В ней всему было место: поискам Бога, стремлению уйти от мира и деятельному участию в налаживании новой жизни; наконец, было в ней не обманувшее ожидание великой любви — обетование Невидимого града, где вовек пребывают души любящих.

Валерия Дмитриевна Пришвина

Биографии и Мемуары / Документальное
Без выбора: Автобиографическое повествование
Без выбора: Автобиографическое повествование

Автобиографическое повествование Леонида Ивановича Бородина «Без выбора» можно назвать остросюжетным, поскольку сама жизнь автора — остросюжетна. Ныне известный писатель, лауреат премии А. И. Солженицына, главный редактор журнала «Москва», Л. И. Бородин добывал свою истину как человек поступка не в кабинетной тиши, не в карьеристском азарте, а в лагерях, где отсидел два долгих срока за свои убеждения. И потому в книге не только воспоминания о жестоких перипетиях своей личной судьбы, но и напряженные размышления о судьбе России, пережившей в XX веке ряд искусов, предательств, отречений, острая полемика о причинах драматического состояния страны сегодня с известными писателями, политиками, деятелями культуры — тот круг тем, которые не могут не волновать каждого мыслящего человека.

Леонид Иванович Бородин

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Партер и карцер. Воспоминания офицера и театрала
Партер и карцер. Воспоминания офицера и театрала

Записки Д. И. Лешкова (1883–1933) ярко рисуют повседневную жизнь бесшабашного, склонного к разгулу и романтическим приключениям окололитературного обывателя, балетомана, сбросившего мундир офицера ради мира искусства, смазливых хористок, талантливых танцовщиц и выдающихся балерин. На страницах воспоминаний читатель найдет редкие, канувшие в Лету жемчужины из жизни русского балета в обрамлении живо подмеченных картин быта начала XX века: «пьянство с музыкой» в Кронштадте, борьбу партий в Мариинском театре («кшесинисты» и «павловцы»), офицерские кутежи, театральное барышничество, курортные развлечения, закулисные дрязги, зарубежные гастроли, послереволюционную агонию искусства.Книга богато иллюстрирована редкими фотографиями, отражающими эпоху расцвета русского балета.

Денис Иванович Лешков

Биографии и Мемуары / Театр / Прочее / Документальное

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес