Я не смог заставить себя остаться в карете.
Мама щурилась, в её волосах прибавилось седых прядей. И она всё ещё носила траур. Я невольно задался вопросом, не по мне ли.
– Конечно, не по тебе, – тихо ответила она, обняв меня. – Естественно, я знала, где ты. Скажи, с тобой хорошо обращаются?
Я только кивнул. Она всегда была сдержанной, всегда казалась спокойной. Раньше я мог лишь предполагать, чего ей это стоит. Теперь я знал.
Она хотела пригласить в дом и Ори с кучером, но я солгал, будто госпожа нас ждёт. Я не мог оставаться надолго. Потом слишком сложно уходить.
Мама кивнула, как будто поняла.
Конечно, она умело распорядилась деньгами. Я всюду видел тому подтверждение: жили они с сестрой небогато, но хорошо. Добротный дом, пять комнат, садик и даже мастерская для Тины. Ярко горел камин, значит, деньги на уголь у них были.
Тина похвасталась, что ей уже делают заказы, и сунула мне свой альбом с эскизами. «Посмотри, как я теперь умею!»
Я же смотрел вокруг и чувствовал, что этот дом не мой. Я больше не часть их жизни. Не стоило мне приезжать.
Тина рисовала портреты. Её альбом был полон набросков людей, разных – её подруг, наверняка случайных прохожих, девочек, заглядывающих в окно кафе, дам, делающих заказ портнихе…
С последнего листа на меня посмотрела Шериада. В эскизе Тины она казалась старше, была одета как работница на фабрике – дешёвое пальто, вязаная шапка, ботинки вместо сапог. И взгляд – задумчивый, грустный.
– Тина, ты её знаешь? – быстро спросил я.
Сестра склонилась над рисунком.
– Это? Хм… Ну да, вчера её видела. Колоритная внешность, правда? Она спросила дорогу до библиотеки. А что?
Я покачал головой. Сердце кольнуло нехорошее предчувствие. Конечно, принцесса видела мою семью хотя бы на той фотографии, как это от неё скроешь? Но мне в голову не могло прийти, что она лично… Может, просто кто-то похожий?
– У неё был странный голос, – добавила Тина. – Я запомнила, потому что он действительно звучал так… Словно она не говорит, а поёт. И акцент такой… Из провинции, наверное.
Наверное.
Я обратил внимание, что принцесса на портрете была без перчаток. Узкие красивой формы руки с длинными музыкальными пальцами – их Тина вырисовала особенно тщательно. Их, лицо и выбившуюся из-под шапки чёрную прядь.
– Руки, да, – кивнула сестра. – Я хорошо их рассмотрела, потому что она поскользнулась, я её поддержала. Она, знаешь, схватилась за меня неудачно – за лицо. Меня от её прикосновения буквально обожгло. Ох, Эл, я такая впечатлительная! А что? Ты её знаешь?
– Нет.
Мама обняла меня напоследок. Прежде чем сунула пирог, завёрнутый в промасленную бумагу.
– Не отказывайся. И пообещай нам писать. – А потом шепнула, снова обняв: – Это твой дом. Не забывай.
– Нет, – пробормотал я.
– Да. Всегда.
Тина тоже сунула мне маленький свёрток.
– Потом открой. Я мечтала отдать это тебе, когда ты вернёшься.
– Я не вернулся.
– Разве?
Это всё-таки было больно – уходить. Они стояли на пороге, глядя мне вслед – я расцеловал обеих на прощание. Слёзы горчили на губах.
«Не оборачивайся», – думал я. Я и не обернулся. Но меня словно толкнуло что-то и вспомнился портрет принцессы, написанный Тиной. Что сделает с ними Шериада, если я её огорчу? Словно по наитию – со мной такое бывало – я остановился и мысленно пожелал: «Пусть всё у вас будет хорошо. Сказочно хорошо, очень удачно». Внутри будто струна натянулась, а перед глазами поплыли пятна. Мне почудилось, как дом накрывает сфера золотого света, мигает и гаснет, но не исчезает, а будто становится невидимой.
А мне вдруг сделалось очень тяжело, голова закружилась, к горлу подкатила тошнота. Я дошёл до кареты и кое-как забрался внутрь, и в обморок упал уже там.
Сроду со мной обмороков не случалось.
В себя я пришёл уже в поместье на той роскошной кровати, якобы в моей комнате. Надо мной склонялся дворецкий с чашкой бульона, и бледный до синевы Ори маячил у него за спиной.
– Видите, господин. Вам следовало поесть, особенно если собирались колдовать. Зачем вы так? – сказал дворецкий.
Сил спорить не было.
На следующий день я от слабости не смог подняться с постели. Было страшно, что госпожа придёт и увидит меня таким. Впрочем, бояться я быстро устал.
Так прошла вся неделя. Меня очень плотно кормили, практически насильно. Если я пил бульон, то он обязательно был наваристый и густой, а мясо – его мне теперь подавали на завтрак, обед и ужин – непременно сочилось кровью.
– Может, врача? – несмело предложил как-то Ори.
Ответил дворецкий, он ухаживал за мной, как заботливая сиделка:
– Не поможет, и ты это отлично знаешь. Магическое истощение излечит только другой волшебник.
Удивляться сил не осталось. Может, оно и к лучшему: когда не спал, я читал книги принцессы. Они были даже интересными, если воспринимать их как сказку. А чем ещё они могли быть?
В свёртке Тины оказался портрет меня, каким я был два года назад. Тогда я улыбался искренне, и в моих глазах жила уверенность.
Сейчас же я попросил Ори принести мне зеркало, посмотрел – и положил портрет на прикроватную тумбочку. Теперь в моих глазах была только усталость.