Цвет моих крыльев

Так дракон оставил с носом рыцаря и двор,
Даже пекарь с водоносом знают про позор.
Рыцарь сам не понимает, был ли он женат,
Улетел дракон беспечный, не вернешь назад.

Грустный «рыцарь» стянул с головы кастрюлю, продемонстрировал всем собравшимся пустое дно и пошел собирать гонорар за выступление. Монетки бодро застучали по металлической посудине. Флейтист в заключение сыграл еще что-то простенькое, Льени стыдливо спрятал гитару обратно под стойку, Лита поправила платье, рассеянно принюхалась… и с визгом умчалась на кухню. Кажется, там за это время что-то основательно подгорело.

Я еще некоторое время проторчала посреди зала, пытаясь понять, что это было, а потом меня бесцеремонно отодвинули в сторону, чтоб не мешала переставлять обратно столы. При этом отодвигавшего ни капельки не волновало, что в момент отодвигания он стоял на моем подоле.

Треск рвущейся ткани и мой разгневанный вопль раздались почти одновременно. А уж когда я обнаружила, что оторвался не просто случайный лоскуток, а кусок подола аж до колена…

– Меня же Тьяра за платье четвертует!

– А нечего юбки по полу стелить! – Глотка у мужика была луженая. Если от моего крика все вздрогнули, то от его – замерли и заткнулись.

– А нечего ноги куда попало ставить!

– Мои ноги, куда хочу, туда и ставлю. А ты свои лучше уноси отсюда, пока цела.

Самым разумным, наверное, было бы действительно развернуться и уйти. Но в голове у меня все еще звучала музыка, а разогретое танцем тело требовало действия. Да и, в конце концов, княжна я или дырка от бублика, раз меня тут каждый паршивый наемник обидеть норовит?

Поэтому я осталась на месте. Даже изобразила на лице многозначительную ухмылку, подсмотренную у Флая.

– Это мы еще посмотрим, кто что унесет. Как бы вас самого уносить не пришлось!

– Слушай, крошка, была бы ты парнем, я б тебе уже все зубы выбил.

– Угрожать вы все горазды…

– Ах так! Ну смотри у меня!

– Смотрю. Ничего не вижу.

И вот тут склочный мужик окончательно вышел из себя и сделал большую ошибку – он меня толкнул. Вернее, попытался. Я ловко уклонилась, попутно сдвигаясь в сторону… И больше ничего сделать не успела, потому что со стойки спрыгнул светловолосый музыкант. Видимо, у него очень не вовремя взыграл инстинкт защитника.

Оттоптавший мне платье тип от удара в челюсть отлетел в угол, где Лито, лучась улыбкой, добавил ему кастрюлей по голове. Собранные монетки с траурным звоном разлетелись по полу.

– Деньги! – завопил кто-то, ринувшись подбирать сверкающие кругляшки.

– Ноги! – не согласились с ним молодые парни с другого конца зала, алчно разглядывая мои голые коленки.

– Наших бьют, – меланхолично сообщил пивной кружке седобородый бугай.

Кто именно считался в данном случае «нашим» он не уточнил, но подхватились все. Даже те, кто до этого был полностью увлечен деньгами и ногами. Видимо, эта фраза была таким универсальным сигналом, на который просто нельзя было не откликнуться.

Льени, сообразив, что за этим последует, с громким стоном сполз под стойку.

А я почему-то подумала, что сейчас все накинутся на меня, как на основную зачинщицу, и приготовилась удирать. Но, как оказалось, истинные виновники происшествия никого не волновали. Главное было ударить хоть кого-нибудь. Желательно того, кто ближе, даже если ты только что сидел с ним за одним столом.

В трактире сразу стало суетно и шумно. Звуки ударов смешались со скрипом мебели и звоном разбиваемой посуды. В ход шло все, что только могло подвернуться под руку герою, желавшему потешить молодецкую душу: миски, кружки, чесночные вязанки со стен, доска, только что служившая подоконником, ремень с тяжелой пряжкой и даже чей-то одинокий сапог с торчащей наружу портянкой. Портянка, кстати, сама по себе тоже была оружием, причем самым страшным – биологическим. Случайная муха, рискнувшая приблизиться к этому источнику моровых поветрий, сразу же упала на пол и задрыгала лапками в предсмертных судорогах.

Осознание того, что не стоит торчать посреди зала, как береза в чистом поле, снизошло на меня, когда над головой просвистел стул. Ну да, Лито же говорил, что они во время драки вечно летают.

Сам сын трактирщика в это время уже предусмотрительно залез под лестницу и теперь с жизнерадостной улыбкой любовался оттуда на общественный мордобой. Не успела я присоединиться к нему, пнув по пути кого-то из любителей женских ножек, как на то место, где я только что стояла, приземлилась лавка. Широкая, деревянная и, наверное, жутко тяжелая. На грохот прибежала вооруженная скалкой Лита. Ненадолго замерла в дверях, уперев руки в бока, а потом упрямо тряхнула рыжими кудрями и ввинтилась в толпу. До Вербы ей было далеко, но двигалась девушка быстро, и по лбу огребли многие.