Цвет МЫ

«Утром приехала мама, – прочитал Клим, скрипнул зубами и продолжил. – Раньше всегда меня тискала, заваливала вопросами, на которые не дожидалась ответов, зацеловывала и снова спрашивала обо всём подряд. А сегодня просто долго обнимала. Как будто боялась, что если отпустит, я испарюсь. Я не стала спрашивать, на сколько она приехала. У неё отпуск и она снова здесь – это главное».

Клим зажмурился: отпуск у неё, бл…ошины, от ё…токарей своих, чтобы с зелёными пацанами пох…ороводить!

«Мама весь день улыбалась, но всё равно видно, что ей грустно. Затеяла приготовить настоящую, привезённую из Италии пасту со специями оттуда же и замороженными креветками из нашего местного супермаркета. Мама сама такая: с другой планеты, но сочетается и с земной бабушкиной квартирой. Мне кажется, я тоже такая. Знать бы ещё, где моя планета.

Перед сном мама забралась ко мне на кровать и рассказала про папу. Так странно вышло. Она упрямо обозначает его моим отцом, а мне легко называть его папой, хотя я ни разу в жизни его не видела».

Отступ сантиметра в полтора и дальше:

«За окном глубокая ночь, густая, как гуашь, окрашенная каплей пигментных чернил. Никак не спится. Всё думаю о маме. О папе тоже немного. Братишка пришёл. Шерсть с одного бока влажная. Значит, бабушка тоже не спит, а плачет втихушку.

Почему взрослые такие несчастные? Мама, папа, бабАля… Классная наша Наташсанна… Его мама ведь такая же… – Клим перечитал предыдущие строки, не улавливая чья ещё мама с подчёркнутым «его» вдруг появилась, но так и не нашёл подходящего объяснения. – Бабушка говорит, что на нас родовое проклятье по имени на букву «А». Только это всё ерунда. Зачем взрослые сами портят себе жизнь, страдая о том, что было, или заранее о том, что может быть? Не хочу становиться такой взрослой».

Текст обрывался на середине страницы, но Клим не мог заставить себя перелистнуть на следующую. Сидел и пялился на строки, доверенные бумаге молчаливой рыжей девчонкой.

Воткнутые как попало картонки опять грозили выпасть. Он резко вытащил их все. Четыре штуки. Перетасовал, не глядя. Развернул веером и в очередной раз завис.

На первой был изображён его автомобиль с видом сверху, прорисованный вплоть до тополиного пуха на крыше и бликов на лобовом стекле.

На втором на спинке старой скамейки сидел он сам, долговязый подросток, настороженный и готовый в любую секунду сорваться куда бы ни понадобилось, прячущий в ладони тлеющий окурок.

На третьей – мальчишеский силуэт на тополе в ночи, будто выхваченный желтоватыми листьями, отражающими свет из окон. Клим узнал себя в то время, когда выбирался с балкона на крепкую ветвь, а с неё по стволу вниз, сбегая из дома без предупреждения.

С четвёртой смотрел опять он, но уже взрослый, чуть хмурый, сосредоточенный. Монохромный рисунок чёрной краской. Тем необычнее смотрелся свет вокруг изображённого Клима, словно призванный подчеркнуть резкие контуры и тени.

«Пи…сец! Только влюблённой малолетки мне и не хватало», – раздражённо проговорил Клим, сунул картонки в раскрытый разворот и захлопнул тетрадь.

Глава 5

Зло вдавив ни в чём не повинную кнопку входного звонка, Клим осознал, что явился наобум. Однако, не успев стукнуть по косяку с досады, он услышал щелчок замка.

Картина на повторе: его встретили женщина и кот. Только в этот раз смотрели они по-другому, но разбираться с их ожиданиями Клим не собирался.