Цвет МЫ

Аврора разрумянилась. Не покраснела, как бывает, когда человек смущается или нервничает. Казалось, её кожа, бледная буквально секунду назад, вдруг покрылась загаром. «По ходу ещё пара визитов сюда, и начну Милке советовать, какой тональник брать для её моськи», – Клим едва не чертыхнулся.

– Я для тебя не дочка гулящей? – без всяких намёков уточнила Аврора.

– Твоя мать гулящая, – Клим начал, как обычно, но внезапно провалился в серьёзные синие глаза, которые настороженно ждали от него ответа, и не просто ответа, а несомненно чего-то более важного. – Ты её дочь. Но это просто… знание, что ли. Я не думаю о тебе в сцепке с ней. Не вяжешься ты с гулящей, даже через мамашу свою.

– Почему ты так думаешь о моей маме?

И снова взглядом насквозь продирает его так, что отвернуться хочется невтерпёж, но нельзя: в конце концов, перед девчонками пасовать – последнее дело.

– А почему все о ней так думают? – огрызнулся он, опять чувствуя необъяснимый подвох в её словах.

– А ты разве все?

Клима словно мешком по башке огрели. Знатно так приложили, качественно. С одного удара.

– А ты любишь отвечать вопросом на вопрос? – он стряхнул напавшую на него растерянность и погасил вспышку злости из-за того, что никак не мог нащупать способ, как общаться с этой вроде бы совсем ещё зелёной соплячкой, которая вела себя порой как мудрая столетняя сова.

– В этом мы похожи, не находишь? – неожиданно задорно улыбнулась Аврора, чем разрядила накалившуюся между ними атмосферу. – Не удивлюсь, если и у тебя с твоим вечно правым нахрапом нет друзей.

– У меня есть друзья. Мне повезло.

– Парням проще, – хмыкнула Аврора. – Неясно с первого раза – наваляли друг другу и сразу прояснили, кто есть кто и кто есть что. Девчонкам в этом плане сложнее: промолчишь – гордячка и самая умная, пытаешься объяснить – слабачка и нарываешься на снисходительно-унизительное покровительство, даёшь отпор – стерва, кулаком в нос – …

– Пацанка и оторва, – закончил Клим.

Аврора кивнула. Он сильно выдохнул и расслабился. Объяснил же вчера, что имел в виду, спрашивая о том, в какой день произошла авария. Пусть теперь она уточняет то, что её не устроит в его ответах.

– К слову про всех: в чём-то я далеко не все, в чём-то совпадаю и с ними. Да и дыма без огня не бывает. – Он предупреждающе ткнул указательным пальцем в направлении Авроры: – Пообещай, что не психанёшь и не прогонишь поганой метлой, тогда доотвечу про мнение о твоей матери.

– Обещаю, – без раздумий согласилась Аврора. – Я же сама спросила.

– Без народных обобщений, – специально голосом выделил Клим, – она подкатывала ко мне лично. Можно, конечно, сделать вид, что женщина оделась в облегающий чулок, забыв про трусы и лифчик, чтобы гораздо убедительнее нести чушь о холодном воздухе в подъезде и чудесах климат-контроля. Только мне было шестнадцать, и я уже не был девственником, чтобы включать наивного дурака, а тем более позволять делать его из меня на потеху какой-то капризной бабёнке.

– Она ничего не предложила, но ты сразу решил, что она тебя соблазняет, – подытожила Аврора и без паузы поинтересовалась: – А если с народными обобщениями?

– По ним – полдвора пацанов прошли свой первый урок через постель твоей матери.

Девушка отлепилась от подоконника и уселась на свою кровать, подвернув под себя одну ногу.

– Вторая же часть двора несомненно держала свечку и протоколировала каждый акт посвящения в мущ-щины. Поминутно, с датой, местом и секундомером. Мальчишки хвалились, а не отхватившие её внимания взрослые дядьки жаловались и поддакивали своим жёнам, что Алькина курва сбивает их с пути истинного и уводит из семьи… Таких никчёмных, ведомых и безвольных. – Аврора брезгливо передёрнула плечами. – Почему всегда громче всех кричат те, кто ничего из себя не представляет? Так противно, но так обыденно.

– Она оставила тебя бабке, чтобы ты не мешала ей мутить с мужиками и устраивать личную жизнь, – Клим поднял руку, призывая Аврору не перебивать его. – Со мной точно так же поступила моя мать, поэтому я имею полное право так говорить. Пусть по разным причинам, но мы с тобой были для них крайне неудобным пригрузом.

– Говори, пожалуйста, за себя, – чуть ли не по слогам, хотя и спокойным тоном парировала Аврора. – Ты не знаешь мою маму, как я не знаю твою. Но когда бы я ни видела её, твоя мать всегда была печальна. Не опечалена, а печальна, как будто ей пришлось заплатить всей радостью до последней капельки за всё остальное.

– Она сделала свой выбор, – категорично отрезал Клим, отметая всплывший в памяти рисунок из дневника Авроры, на котором была изображена его мать со следом от слезы, и откинулся на спинку жалобно скрипнувшего стула.

– Но даже сделав выбор, всё равно можно о нём пожалеть. Одно другого не исключает.

«Бл…ин, девочка, ты реально не ловишь, что не стоит развивать тему дальше, или такая упёртая?» – подумал Клим и скрежетнул зубами.

– Какой смысл сожалеть о том, что уже не исправить?