Цвет МЫ

– Так не на что у нас тут жаловаться, – Колос не стал возвращать вопрос и не ушёл в защиту с наездом «Кто же и на что?».

Клим всё-таки прикурил, мазнув беглым взглядом по нахмуренному лицу Кольки: учится парень не паниковать раньше времени, но до актёра ему, как Климу до танцора.

– А чего зубами заскрипел тогда?

– Клин, – Колос сделал глубокую затяжку. – Если соседские накапали, так это у них там залётные катаются, как у себя дома. Мне своих забот хватает, чтобы ещё за ними бдить. У нас всё путём.

– Давай прогуляемся. – Клим отлепился от дверцы, демонстративно не закрывая машину на замок и не выставляя сигнализацию. – Выдыхай, Коль, я по квартире заскочил. Обойдём всё и пойду разбираться. Не слышал, случайно, что там с верхним этажом не поделили мои жильцы, ма…мы-их-наверняка-хорошие-женщины?

– Про мам их не знаю, – растерялся Колос, сбитый с толку окончанием вопроса, и почесал затылок. – Кому могли эти ботаны помешать? Разве что формулы зубрили шибко громко с утра пораньше. Клин, ты ж не просил за ними приглядывать. Но я буду, без базара.

– Посмотрим, – передёрнул плечами Клим, отмечая краем глаза, что один из подростков остался возле его машины, а остальные, соблюдая расстояние, двинулись следом за ним с Колосом.

С проверкой управились довольно быстро. Клим поднялся на второй этаж. Осмотрел дверь бабушкиной квартиры снаружи. Вслушался в царящую за ней тишину. Покрутил в кармане ключи и отправился выше на четвёртый, гадая, кто из проживающих там столь настойчиво требовал встречи с ним.

Насколько он помнил, там жила мелкая юркая бабулька, похожая на седую кучерявую овечку-недоростка, застывшая в одном возрасте, который не поддавался определению, и её такая же носимая ветром внучка. Только девчонка была рыжей и прямоволосой. Видимо, пошла в неведомого отца, потому что её мать унаследовала блондинистую кудрявую шевелюру от своей матери.

Горе-мамашка появлялась хаотично в перерывах между мужиками, с которыми с завидным упорством пыталась устроить личную жизнь. Заваливала единственную дочь подарками, подкидывала деньжат. Отсыпалась несколько дней, но успевала для разнообразия соблазнить одного-двух вошедших в бурный пубертат юнцов в округе. «Бесплатно открывала им взрослый мир, проводница е…гипетская. Шма-ра», – Клим разбил последнее слово по слогам. Оно точно не относилось к запрещёнке этой недели. Затем благодетельница снова пропадала до очередного отпуска от бл…уда. Клим фыркнул, осознав, что уже не просто наобум заменяет матерки, а подбирает синонимы.

Ладная бабёнка, холёная. Глаза мутноватые. Такие обычно называют «с поволокой». Сочная, ловкая, с шустрыми пальцами, которым, наверняка, без заеданий подчинялись ремни и застёжки ширинок. Подкатила к нему однажды осенью на площадке между этажами, кутаясь в тонкий халат, который порнографически точно обрисовывал фигуру, явно не упакованную в нижнее бельё, и замурлыкала что-то про настройки климат-контроля. Отточенным движением забрала у него сигарету, пососала фильтр и поднесла обратно к его рту. Он уставился на её полные губы, от которых шестнадцатилетнего пацана нехило так вело. А потом перевёл взгляд на поплывший след от помады на сигарете – и стало противно. Ведь ей было абсолютно всё равно с кем и где. Он почувствовал себя вещью, которую эта марам… мадам вбила себе в голову заполучить любым способом. Ужасно разозлился тогда. Послал её грубо, пытаясь намеренно задеть побольнее, а потом ловил на себе её странные взгляды. По идее, она должна была хотеть прибить его за отказ, а она смотрела как будто с уважением и… неприкрытой завистью. Бл…ондина с глазами кошки, уже прожившей несколько жизней из отмеренных ей девяти.

Клим внезапно замер перед последним лестничным пролётом. Никогда раньше не задумывался, а тут вдруг торкнуло ни с того ни с сего: «В чём, собственно, разница между его матерью и той соседкой-шалавой? Одна – порядочная замужняя женщина, на второй пробу ставить негде, а как матери – обе одинаковые кукушки».

Он стал постоянно жить с бабушкой с семи лет, как только пошёл в школу. Мать как раз вышла второй раз замуж. Отец Клима сразу после его рождения уехал на север за деньгой и геологической романтикой и больше не вернулся. Нашёл ли он там всё это или нет, да и жив ли он вообще, кануло в историю, потому что в подробности развода родителей Клим не вникал, будучи слишком мелким тогда. Став же взрослым, отношения родителей и вовсе его не касались. Отца он не знал, как и алиментов или дежурных подарков на день рождения от него: скинул человек семечку и исчез, будто ветром надуло. И самого сдуло в неизвестном направлении. Хотя так оно лучше, чем, как дружбан Клима Федька, получать из года в год по тому никому не нужной энциклопедии на день рождения и сочинять несуществующие письма от отца сыну, лишь бы побравировать, что его-то не бросили.