Пружина читал вполголоса, он выделил лишь слово "национальный герой". Ингрид слышала не все. Но и того, что она слышала, было предостаточно. Она закрыла руками лицо, словно ее ударили.
- О-о-о! - простонала она.
Пружина вскочил. Скомкал газету. Он заикался:
- П-позор, пишут они. А ли-лишать человека хлеба насущного - не позор? А мой вклад как менеджера? Кто мне за это заплатит? Я подам на них в суд! Точно. Завтра же поговорю с адвокатом. У меня есть один знакомый крючкотвор, он просто ухватится за это дело.
Ингрид сидела, раскачиваясь из стороны в сторону. Раньше она была, как в тумане. Теперь туман рассеялся. Она была тверда и решительна.
- Ни в какой суд вы не подадите! Слышите? Мало вам того, что случилось? Мало вы причинили нам горя?
- Я? - Пружина был оскорблен до глубины души. - Это я написал, да? Грязная стряпня! Это не журналисты, а гангстеры! - Неожиданно его охватило ледяное спокойствие. - Густафссон не должен об этом знать.
- Нет, должен!
- Только не сейчас, хозяюшка. Это повредит его карьере. Понимаете, его раздавит. Нокаутирует. А менеджер должен беречь своих подопечных. У нас контракт. Нарушение контракта стоит больших денег. Он обязан выступать. Ни слова о статье.
- Это не годится, так нельзя...
Но Пружина уже снова был хозяином положения:
- Эта газетенка не пользуется никаким авторитетом. Утренние газеты разнесут ее, они всегда так делают. У них это называется дебатами. А кроме того, газету купил я, и вас, хозяюшка, не касается, что в ней написано. Не теряйте хладнокровия. Эту газету никто не воспринимает всерьез. Пожалуйста, молчите!
- Я не могу молчать! Не могу отпустить его после всего этого!
Пружина схватил Ингрид под руку и силой вывел в переднюю.
- А вы уйдите из дома. Скажете, что вам что-нибудь понадобилось.
- Это верно. Я должна привести дедушку.
Она ушла, и Пружина успел вернуться в гостиную, прежде чем дверь спальни распахнулась и на пороге показался Густафссон.
- Кто ушел? - спросил он. - Ингрид? Куда это она так заторопилась?
- За кем-то пошла. Кажется, за стариком.
- А почему вдруг такая спешка? Просто она меня избегает. Меня теперь все избегают.
- Глупости. Тебя все очень любят. Вспомни, как тебя принимает публика. Люди скоро будут штурмовать эстраду.
- Люди? Люди говорят, что я не в своем уме.
Пружина заподозрил что-то неладное. Неужели выступила еще какая-нибудь газета? Он попытался отбросить эту мысль.
- Все хотят тебя видеть, - повторил он.
Но Густафссон был настроен мрачно.
- Как-то мне довелось читать о теленке, которого все хотели увидеть, - сказал он. - Потому что у него было две головы. Он был не такой, как все. Ненормальный. Вот и я тоже...
В отчаянии он сжал руки. Потряс ими, потом расцепил у самых глаз. И вдруг замер.
Он стоял неподвижно, как статуя, и не спускал глаз со своих ладоней.
Пружина испуганно следил за ним. Казалось, жизнь медленно возвращается к Густафссону. Неверными шагами он подошел к настольной лампе, зажег ее и поднес руки к свету.
Пружина встревожился. Неужели Густафссон и впрямь потерял рассудок?
- Что с тобой - в страхе спросил он.
- Цвет... Зеленый цвет...
- Что с ним?
- Он побледнел. Они стали почти белые, мои руки...
- Это невозможно! Ты ошибаешься.
Но Густафссон не ошибался. Зеленый цвет действительно начал бледнеть. Он уже совсем исчез с пальцев, да и ладони заметно посветлели.
- Но лицо у тебя, слава богу, еще зеленое, - сказал Пружина. - А для выступления можно надеть перчатки.
- Может, я уже становлюсь белым? Часа два назад, сразу после обеда, я обратил внимание на свои руки, они показались мне необычными, но я боялся этому верить. Интересно, как я сейчас выгляжу?
Он вышел в переднюю, где висело большое зеркало, и направил свет себе на шею, щеки и подбородок.
- Пружина! - закричал он. - Пружина! Зелень исчезает! Я становлюсь белым!
"Это невозможно, - думал Пружина. - Этого нельзя допускать". Воздушные замки Пружины заколебались и растаяли. Но он уже знал, кого надо винить.
- И это называется врач! Жалкий знахарь, обманщик! Кто обещал, что ты будешь зеленым целый год? Знаешь, как это называется? Продажа товара по фальшивой декларации! Он нам за это ответит!
- Слава богу!
- Его надо привлечь к ответственности, этого шарлатана. Он должен заплатить нам за нанесенный ущерб. Его надо упрятать за решетку... Да, да. Пусть там и ему вколют его же зелье, тогда я смогу быть одновременно менеджером вас обоих.
Это был юмор висельника. Но Густафссон не испытывал желания утешать приятеля.
- Не городи чушь! Впрочем, это единственное, на что ты способен.
- Ладно, поторапливайся. Нам пора. Возьмем такси. Твое выступление будет первым, это я беру на себя, скажу, что мы торопимся еще в одно место.
- Я выступать не буду. Позвони и предупреди их.
- Отказаться? Когда публика ждет? А что я им скажу?
- Все как есть. Скажи, что больше выступлений не будет.
Пружина так и взвился:
- Прекрасно! Хороша благодарность за все мои труды и старания, за письма, телефонные звонки и переговоры! Молодец! Но помни: если ты отказываешься выступать, это нарушение контракта.