Цвет надежд - зелёный

— Да это отличный бизнес, — уверил ее Пружина. — Разве вы не видите, как Густафссон становится знаменитостью? Он еще будет звездой века. О нем будут говорить, как о Рокфеллере, Повеле Рамеле и других знаменитостях.

— Вы меня не поняли, господин Фредрикссон. Мне хочется знать, какая от этого польза?

— Какая польза в том, чтобы зарабатывать деньги? Да это вам любой коммерсант объяснит! Польза? Чертовская польза, простите за выражение, хозяюшка. Деньги к нам скоро потекут рекой. Я только тем и занят, что налаживаю связи… Правда, устроители пока осторожничают, не дают окончательного ответа. Но дайте срок, скоро им придется платить нам по двойной ставке!

— Но ведь это еще нельзя назвать бизнесом?

— Нет, это бизнес! Продать можно все, что угодно, только одно продать легко, а другое — трудно. За примером далеко ходить не надо: я продавал эликсир для волос… Сперва я продавал средство от моли и комаров — смесь керосина с денатуратом, — но денег мне это не принесло. Тогда я смешал розовую эссенцию с касторовым и миндальным маслом и назвал это эликсиром для волос против перхоти и облысения… Эликсир для волос "Французское Домино" — вот как я назвал эту смесь, она предназначалась и для мужчин и для женщин. Дело у меня шло — лучше некуда.

— Жаль, что вы перестали этим заниматься, — вздохнула Ингрид.

— Видите ли, возникли неожиданные трудности: один дуралей взял да и облысел от моего эликсира. Он обратился с жалобой в газету, там взяли «Домино» на анализ и потом написали, что это снадобье не только огнеопасно, но и угрожает жизни. Это уже была наглая ложь, я сам пользовался им раза два. Но люди испугались и перестали его покупать. Однако вам, хозяюшка, бояться нечего. Густафссон не опасен с любой стороны, ха-ха. От него одна только польза.

— Вы так меня и не поняли, господин Фредрикссон. Мне интересно, кто счастлив от того, что ему приходится показывать себя за деньги? Будет ли Пер счастлив? И мы тоже?

— Счастливы? Дайте ему набрать силу. По новой дороге, пока она не наезжена, всегда трудно ездить. Густафссон как новая дорога. Ему нужно набраться опыта. Газеты нам с ним не страшны. Его на анализ не отправят. У него цвет натуральный. Не линяет.

— Это я знаю, — вздохнула Ингрид.

— И пресса нас поддерживает, — с воодушевлением продолжал Пружина. — Утром я звонил в «Квелльсбладет», просил, чтобы они написали о его предстоящем выступлении в Флеминге. Знаете, что они. мне ответили? "Спасибо, — ответили они. — Мы уже напечатали сегодня статью о господине Густафссоне". Как вам это нравится? Мы еще попросить не успели, а они уже написали. Будто он король или представитель высших кругов. А эту газету читают все. Видите, какой на него спрос.

Ингрид охватило отчаяние. Она была в каком-то оцепенении, глаза у нее затуманились, руки упали на колени. Пружина наблюдал за ней.

— Это вас так удивило, хозяюшка? Признаться, меня тоже. Я сам еще не читал, что они там написали. Купил газету по пути к вам. Замечательная газета. Сейчас принесу, она у меня в пальто.

Когда он вернулся в гостиную, Ингрид по-прежнему сидела, закрыв глаза и опустив голову.

— Где же эта статья? — бормотал Пружина, листая страницу за страницей. — В театральном отделе нет. На странице юмора — тоже. Может, в торговом разделе? Где-то должна быть, они же мне твердо сказали, что материал помещен в сегодняшнем номере. Поищите вы, хозяюшка.

Он протянул Ингрид газету. Она взяла ее усталым жестом, бросила взгляд на первую страницу, перевернула ее и остолбенела:

— Да вот она!

— Действительно. Кто бы мог подумать! Сколько о нем накатали! Так пишут только о премьер-министрах или крупных преступниках. Густафссон на верном пути. "Зеленый Густафссон" — такой заголовок сразу бросается в глаза. Отличная газета. Ее все читают.

И Пружина углубился в статью. Вдруг он вздрогнул. Открыл рот. Лицо его вытянулось.

— Что за чертовщина! — воскликнул он.

23

То, что случилось с Густафссоном, многие знаменитости испытали на себе, когда средства массовой информации запустили в них свои когти. Сперва вы — знаменитость, звезда, светило. У вас все особенное — от чулок до прически, от звуков, вылетающих из вашего горла, до пищи, которую вы поглощаете. Но со временем известность оборачивается проклятием. В один прекрасный день с вас срывают навешанные на вас покровы и вы остаетесь голым у всех на глазах.

Густафссон еще не знал об этом. Первый удар принял на себя его менеджер.

Стоит ли терзать поклонников Пружины подробным пересказом этой статьи? Достаточно того, что он сам и еще несколько сотен тысяч человек прочитали ее. С болью в сердце мы ограничимся тем, что приведем несколько выдержек:

"…Нельзя забывать, что это все-таки наказание… Попытка не оправдала себя… Унизительно, когда используют слабый характер… Позорит правосудие… И грустно и смешно… Долго думали, прежде чем решились это опубликовать… Своей попыткой вылезти в национальные герои Густафссон сам приковал себя к позорному столбу…"