Цвет надежды

В шкафу на полке лежала мантия-невидимка, которую девушка так и не вернула Гарри с памятной ночи, когда тот столкнулся с Малфоем у стены. Гермиона закуталась в тонкую ткань и бросилась к выходу. Сейчас ей было все равно, что она не знает пароля. Она попадет в подземелья Слизерина. Как? Она не знала, но была уверена, что точно попадёт.

Когда в гостиной Гриффиндора негромко скрипнул портрет, открывая дверной проем, Рон оглянулся первым. Гарри отреагировал чуть позже.

Друзья переглянулись.

— Может, сквозняк, — предположил Гарри, посмотрев на приоткрытую форточку и колеблющуюся штору.

Рон кивнул, прекрасно понимая, что же это за сквозняк — мантия Гарри до сих пор находилась у Гермионы.

* * *

Коридоры. Коридоры. Холодные, едва освещенные, а то и вовсе темные. Шаги — гулким эхом под каменными сводами. И это она, всегда не любившая темноту и, смешно сказать, верящая в привидения? Смешно. Для нее, волшебницы, слово «привидение» не ассоциировалось с полупрозрачными людьми, населявшими замок. У этого слова было другое значение. Из детства. Когда душа уходила в пятки, и становилось страшно до взмокших ладоней. А вот сегодня она бежала безмолвными коридорами, таящими неведомые тени в углах, и боялась лишь одного — не успеть.

Путь в подземелья Слизерина лежал мимо входа в главный зал. Гермиона свернула в широкий коридор, который всего через несколько часов должен наполниться голосами студентов, оставшихся на каникулы в Хогвартсе, и остановилась, как вкопанная. Страх — не успеть — вдруг стал реальностью.

Фигура в черной мантии с наброшенным на голову капюшоном мелькнула в приоткрытой створке дверей, ведущих на улицу. На втором человеке была светло-коричневая мантия, и ярко-рыжие волосы не укрывал капюшон. Гермиона могла узнать ее из миллиона, миллиарда людей — влюбленная девушка всегда высмотрит в толпе более удачливую соперницу. Потому что эта магия древнее той, что изучают в стенах Хогвартса. Она родилась с первыми людьми.

Гермиона понимала, что нужно броситься, догнать, но вдруг осознала, что опоздала окончательно и бесповоротно. Как опоздала вчера, не успев вовремя промолчать, или потом, не сумев убедить. Как опоздала со своим «Я люблю тебя». Или как опоздала позавчера на сорок минут. Украла их у самой себя.

Девушка на негнущихся ногах направилась к окну, выходившему во двор.

Рассвет еще не наступил, метель по-прежнему бушевала. Однако у широкого крыльца горели сразу несколько фонарей. Да еще экипаж, стоящий у ворот, освещался дополнительно. На черной карете красовалась буква «М». С такого расстояния Гермиона не видела лап, обвивающих ее, но могла вспомнить каждую из деталей герба с закрытыми глазами. Наконец экипаж тронулся, оставляя в снегу глубокие следы, которые тут же заметала разыгравшаяся метель. Вот уже и не скажешь, был ли след. И был ли человек, севший в карету…

Гермиона подула на стекло, потерла его ладонью. Картинка не изменилась. В очередной раз удивилась, почему эти стекла — перед входом — никогда не замерзают. А еще в голову пришла дурацкая мысль: зачем в метель ехать в экипаже, если камином и быстрее, и удобнее. Наверное, очередная традиция чистокровной семьи, которой ей никогда не понять.

Девушка скорее почувствовала чье-то присутствие, нежели услышала его, и обернулась на звук, прижимая снятую неведомо когда мантию к груди. Перед ней стоял декан Слизерина.

— Мисс Грейнджер?

— Доброе утро, профессор.

Гермиона произнесла это устало, в уме привычно прикинув, сколько сейчас времени, и не успела ли она чего-то нарушить. Видимо, нет, потому что Снейп, казалось, не был настроен карать. Он просто смотрел на нее сверху вниз, и в отсвете колышущегося от сквозняка пламени был похож на восковую фигуру. Тени от носа плясали по щекам, вокруг глаз залегли круги.

«Наверное, он очень устал», — пришло в голову Гермионе. Видимо, всю ночь следил за порядком, пытаясь отловить припозднившихся учеников. Взмах палочки Снейпа, и дверь на улицу захлопнулась, а тени на какое-то мгновение точно сошли с ума и пустились в пляс. А потом успокоились. Всю эту вечность Гермиона смотрела в лицо профессора, ожидая упрека, едкого замечания. Неизвестно чего. Однако то, что последовало, заставило ее сильнее стиснуть мантию.

— Идите к себе, мисс Грейнджер. Здесь довольно прохладно.

Гермиона кивнула и уже собиралась пойти, когда декан Слизерина негромко произнес:

— Или же вы кого-то ждете?

Гермиона улыбнулась. Оказывается, улыбаться вот так — не по-настоящему — совсем легко.

— Нет. Никого. Я… просто… провожающая. Как на платформе, знаете?

Она говорила ерунду и сама это понимала.

— Хорошо. Идите.

Снейп снова проявил чудеса педагогического такта. Гермиона вновь кивнула и побрела по коридору, комкая в руках мантию Гарри, а потом вдруг обернулась:

— Скажите, а почему приходят экипажи? Ведь зима. Да еще метель. Это всегда так?

Снейп некоторое время смотрел на гриффиндорку, а потом нехотя ответил:

— Не всегда. Лишь в день помолвки.

Гермиона глубокомысленно кивнула и направилась прочь.