Цвет неба

– Твой отец – хороший человек, Софи. Да, ваши отношения никогда не были идеальными, но он правда тебя любит.

Я усмехнулась.

– Ты серьезно?

И тут я вдруг вспомнила наш с папой последний телефонный разговор. Он проявил сострадание, и меня это очень удивило. Пожалуй, так папа со мной говорил впервые.

Но опять же, больше он не звонил. Как, собственно, и я.

– Если он такой прекрасный человек, – сказала я, – почему тогда ты ушла? Почему ты ушла и не вернулась?

В маминых голубых глазах отразилось беспокойство, и она помедлила, а потом произнесла тихо:

– Так было нужно. Попытайся понять. Мне очень нужно, чтобы ты поняла меня.

– Ну, прости, конечно, но понять тебя я пока что не в силах.

Мама сильно побледнела.

– Пожалуй, налью тебе чая.

Она встала и подошла к плите.

– Разговор займет время.

Я села поудобнее и подготовила себя к предстоящей беседе – поговорить по душам нам с мамой нужно было уже ох как давно. Я должна была знать, что у них с отцом случилось на самом деле.

И, говоря «отец», я не имею в виду того, кто меня вырастил.

История Коры

Глава 25

Софи, я помню каждый драгоценный момент, проведенный вместе с твоим отцом, как будто все это было лишь вчера. Я не знаю, с чего начать. Нужно рассказать так много.

Думаю, я начну с лета 1960 года, вскоре после того, как мне исполнилось двенадцать, потому что все изменилось именно тогда…

Глава 26

Был последний день летних каникул и первый день, когда твой отец изменил мою жизнь, дорогая.

Я поужинала и встала из-за стола. Поблагодарила маму и сказала, что собираюсь прогуляться.

Проигнорировав звук тарелок в раковине, я схватила свитер и бросилась на улицу.

Солнце висело низко, и вечерний воздух холодил щеки.

Я подбежала к дому Питера, взобралась на крыльцо и постучала в дверь. На пороге появилась его мать.

– Здравствуй, Кора.

– Может ли Питер выйти?

Она повернулась и крикнула куда-то вверх:

– Питер! К тебе пришла Кора!

Почти сразу же по лестнице скатился Питер, снял с вешалки свою куртку и отпихнул в сторону вторую дверь. Та скрипнула, а потом захлопнулась за его спиной.

– Что ты ела на ужин? – спросил Питер, сунув руки в карманы.

– Жаркое из свинины. А ты?

– Жареного цыпленка.

– Везунчик.

Мы оба посмотрели в сторону дома Мэтта. Я подумала: доел ли он уже ужин? Отец всегда заставлял Мэтта мыть за собой посуду, прежде чем отпустить его гулять.

– Пойдем на задний двор? – спросил Питер.

– Пойдем.

И мы понеслись вприпрыжку к другой стороне дома, наперегонки ринувшись к качелям, привязанным к ветке огромного старого дуба.

– Ты первая, – сказал Питер. – Держись крепче.

Я залезла на качели и обхватила руками шину, из которой они и были сделаны. Старые канаты со скрипом терлись о кору, а Питер все раскачивал и раскачивал качели, и те описывали головокружительные виражи.

– Хватит! Хватит! – закричала я, смеясь и визжа, понимая, что, как только сойду с качелей, меня тут же начнет тошнить.

Питер обхватил мои коленки.

– Вот. Видишь? Все.

Он улыбнулся мне.

– Слава богу, – отдышавшись, сказала я.

Изо всех сил постаралась сосредоточиться на его лице. Голова кружилась, но я все еще могла видеть желтые крапинки на радужке его карих глаз. И чувствовать тепло его рук на своих коленях.

Рядом с Питером мне всегда было комфортно.

И лишь мгновения спустя мне в глаза бросилось нечто, и я посмотрела в сторону дома.

– Это Мэтт, – сказал Питер. В его голосе я различила еле заметное разочарование.

У меня же от волнения засосало под ложечкой – или не от волнения, а от того, что я только что покаталась на качелях. Не знаю. Но я понимала, что сейчас придет Мэтт, и все будет потрясающе.

Он бежал к нам, летел сквозь воздух, словно самолет, свистел, словно торпеда, рассекающая волны.

Питер пошел навстречу Мэтту.

– Я убит! Падаю и умираю!

Мэтт схватился за сердце и рухнул на лужайку. Он прокатился по траве, пару раз перевернулся и замер, раскинув руки, прямо у моих ног. Неподвижно, с закрытыми глазами.

Питер тихо усмехнулся и покачал головой, а я смотрела вниз и глупо смеялась.

– Ты сумасшедший, – сказала я.

Мэтт открыл глаза и улыбнулся. Его глаза отличались от глаз Питера. Они были глубокого синего цвета – цвета октябрьского неба.

– Если и нет, то до конца сегодняшнего дня точно им стану, – сказал он. – Потому что мистер Губерт меня с ума сведет.

Питер протянул руку и вытащил Мэтта на ноги.

– Ну, так постарайся не бесить его. Просто делай, что он скажет.

– Ты же знаешь, мне не очень это удается.

Мэтт стряхнул со своей джинсовой куртки остатки травы.

Вдруг почувствовав прилив энергии, я вытянула ноги, откинулась в качелях и начала раскачиваться. Мэтт стал раскручивать качели все сильнее и сильнее – и вот я уже описываю виражи на высоте.

– Выше! – закричала я.

Мэтт толкнул сильнее. Веревка заскрипела на толстой ветке дуба. Листья трепетали.

– Готов поспорить, я тебя раскручу так, что ты сможешь до самого верха дерева дотронуться!

Питер окинул канат обеспокоенным взглядом.

– Не переусердствуй, – сказал он. – А то ветка сломается.

– Нет, не сломается, – ответил Мэтт.

– Нет, сломается, – начал спорить Питер.