Если не видеть бабушкиного лица, а только слушать голос, то можно было бы дать ей не больше двадцати. Чистый, звонкий, как колокольчик. Но не радость звучит в нем. Тоска по некогда потерянному, боль от этой потери, горечь, безысходность… все это едва можно различить, и то только хорошенько прислушавшись. Я никогда не спрашивала ее о прошлом, знала, за толщей времен кроется нечто страшное. Не бередила душу. Потому что уважала ее решение и потому что любила. Прекрасный голос, подходящей больше молодой красавице, достался скелету, обтянутому прозрачной кожей, такой прозрачной, что на виду была каждая жилка. Тонкое, с острым подбородком лицо, белыми губами, намеком на нормальный нос, серыми провалами глазниц, где прятались выцветшие глаза. Кисти рук — сплошные кости со вздувшимися сизыми венами. Она страдала болезнью, что буквально выпивала из тела все соки. И с каждым годом она прогрессировала, не помогали никакие лекарства.
Остальное тело бабушка тщательно прятала за широкими глухими платьями, а когда выходила на улицу, что очень редко бывало из-за боли в ослабших ногах, на руки одевала еще и перчатки, а на голову какую-нибудь шляпу.
Да, я знаю, что она не всю свою жизнь прожила с таким телом, но, как ни стараюсь, не могу представить ее выглядящей иначе.
Обычно в семьях хранится множество фотографий — у нас они тоже были, но ни одной бабушкиной. Ни какой она была раньше, ни какой стала сейчас.
Сейчас… я до сих пор говорю так, как будто она жива…
— Нет, нет, конечно, нет! Расскажи, пожалуйста!
А вот и я. Теперь понятно, почему голос показался таким писклявым. Мне здесь… лет десять? Кажется… В то время я еще не носила челки, поэтому лицо казалось несколько незавершенным.
— Хватило бы и одного нет… Ну хорошо, только перестань ломать мое кресло, — с нежностью сказала бабушка подпрыгивающей от нетерпения девчонке.
Я еще сильнее приникла к щели.
Мое воспоминание!
— Две тысячи лет назад, во времена, когда голубое, как река, небо принадлежало единственному солнцу, не существовало людей…
— Как это так — не существовало людей?
— Нехорошо прерывать старших, Алексин, — бабушка покачала головой. — Можно подумать, что ты плохо воспитана.
— Прости, бабушка. Я просто удивилась и не смогла сдержать порыва. Но как же без людей? Если не мы, то кто населял планету?
— Дай мне продолжить, и я все объясню.
— Еще раз прости. Продолжай, пожалуйста.
— Вместо людей на планете обитали удивительные существа. Если сравнивать с нашей точки зрения, они немного походили на людей. Хотя правильнее сказать наоборот: это мы походим на них… бледная копия былого могущества… — еле слышным шепотом добавила она, но тут же взяла себя в руки. — Такое же тело: голова, две руки, две ноги, по десять пальцев на кистях, рот, нос, два глаза, брови. Были мужчины, были женщины. Единый биологический вид так сказать, если ты понимаешь, о чем я.
Девчонка усиленно покивала. Кажется, в эту минуту она согласится на все.
Я с нетерпением ждала, когда пауза закончится.
— Отличия тоже имели место. Самые заметные — это уши. Не скруглялись на концах, как у нас, а заострялись. Не самый лучший пример, но… Примерно вот так, — она отвела волосы с правой половины лица, пальцами провела по уху, очерчивая его воображаемый острый кончик.
— Они называли себя «ар
— Магией? — воскликнула девчонка и поспешно зажала ладошками рот.
— …А некоторые, высшие, имели еще и крылья. На равнее с птицами, они рассекали небесную гладь.
Мир, в котором они жили был идеален, ибо гармония пронизывала каждую клеточку этого мира. Огромные деревья, такие, что и не обхватят и десять человек, упирались кронами с небо. Внутри обитали души умерших сидов. Их плоть была сотворена из плоти дерева. По щедрой земле стелилась сочная изумрудная трава и прекраснейшие цветы, покоряющие своей чистотой и невинностью, размерами начиная с наперстка и заканчивая метровыми гигантами. Тут и там сновали звери, совершенно не боясь сидов. Каждая частичка мира была пронизана магией. И она была настолько привычна обитателям, что стала нужна, как воздух.
— Ба, расскажи про магию! — Просипела сквозь пальцы девчонка. Она так потешно испугалась, что я, не удержавшись, фыркнула.
Бабушка покачала головой.
— Не рановато ли будет? Десять лет — не возраст для постижения древних тайн.
— А я и не буду постигать! Ты просто расскажешь, а я сделаю вид, что не поняла! — она состроила жалобную гримаску, растопившую бы даже самое черствое сердце. — Пожалуйста…
— Хорошо, расскажу, — бабушка цыкнула на распрыгавшуюся девчонку. — Только пообещай, слышишь, Алексин Н
Алексин Норах? Почему она назвала мое имя как двойное?
— Клянусь, клянусь! — протараторила она.
— Ох, не нравиться мне что-то. Я не верю. Еще раз!
— Ба, не привередничай!
— Какие слова мы знаем! Все равно…
— Ба!!