Цвет сакуры – красный

Свадьба Волкова-старшего была вполне скромной, хотя и абсолютно не японской. Кен Утида, пара товарищей Умеко по кимовской ячейке и служащий из Советского представительства – вот и все гости, которых позвали в маленькую чайную. Правда, совершенно неожиданно принесли телеграмму от самого Товарища Его Божественного Величества, который не мог проигнорировать первую в Японии интернациональную свадьбу. Да товарищ из Совпредства сообщил, что Волковы через месяц отправляются обратно в Союз: Всеволода Николаевича, как особо ценного специалиста, переводят в Наркомат. Так что приходится торопиться: нужно принимать дела.

Узнав, что они поедут в Москву, Умеко с детской непосредственностью захлопала в ладоши, запищала от счастья и повисла на шее мужа. Впрочем, она тут же кинулась к секретарю ячейки и зачастила, прося его подготовить все документы для переезда. Ведь там на месте ей нужно встать на учёт, и для этого нужно всё-всё перевести с японского на русский, а то вдруг товарищи в Москве неправильно прочтут записи в её учётной карточке…

* * *

Апрель 1933 года выдался солнечным и тёплым. Утреннее солнце весело пробежалось лучами по улицам и паркам Москвы, по столичным площадям, скверам и крышам зданий. По улицам спешили прохожие, грузовики рыкали на ухабах и скрипели тормозами на перекрёстках, трамваи гремели и звенели на стыках рельс.

В это утро по улицам столицы шла молодая пара. Высокий парень в военной форме с россыпью значков на груди, среди которых выделялся почётный знак «Воин Дальневосточник», раздвигал встречных, словно ледокол льдины, шагая вперёд упругим, твёрдым шагом человека, привыкшего много и далеко ходить. За плечами у него висел большой вещмешок-сидор, а в руках он нёс увесистый чемодан и такой же узел, впрочем, было видно, что ноша его вовсе не тяготит. За ним быстро семенила молоденькая японка в цветастом кимоно, пытаясь одновременно разглядеть всё окружающее, не отстать от своего «ведущего» и при этом не поднимать головы.

Молодые люди двигались довольно уверенно и целеустремлённо, и лишь изредка военный чуть приостанавливался, чтобы разглядеть названия улиц или номера домов. Но вот наконец парень в военной форме кивнул сам себе головой, повернулся к спутнице, коротко сообщил: «Здесь!» – и пара уверенно вошла во двор одного из московских многоэтажных домов.

Дворник, увидевший эту странную пару, собирался что-то сказать и уже открыл было рот, но вдруг встретился взглядом с глазами парня, в которых прочитал что-то такое, что тут же расхотел вступать в переговоры. Молодые люди остановились чуть ли не в центре двора, и парень принялся внимательно изучать входы в подъезды, беззвучно шевеля губами, – должно быть, пытался высчитать, где находится искомая квартира.

Но вот он обернулся к спутнице, стоявшей с опущенной головой, и произнёс:

– Вот, – он легко повёл рукой, явно не замечая веса чемодана, который так и не выпустил. – Это наш дом.

Японочка закивала головой, чуть покраснела и прошептала:

– Красивый. Большой.

– Большой, – согласился Всеволод-младший (а это был именно он). – Большой. Сейчас поднимемся к нам – Тут он внезапно поставил вещи наземь и взял в ладони лицо Хана. Чуть приподнял, посмотрел ей в глаза. – Да что это с тобой? Ты не заболела?

Та отчаянно замотала головой, а потом снова опустила глаза и на грани слышимости выдохнула:

– Я боюсь…

– Чего ты боишься, глупенькая? – изумился парень и привлёк её к себе, непринуждённо бросив вещи: чемодан и здоровенный узел – наземь. – Ну что тебя напугало, малыш?

Хана собралась с духом, зажмурилась…

– Вашего уважаемого отца…

Всеволод сперва не понял, а потом откровенно заржал.

– Перестань, Хана, – проговорил он ласково. – Ну ведь уже сколько раз говорено-переговорено: батя у меня – добрый, и тебе бояться нечего.

Девушка хотела возразить, что быть добрым – это одно, а вот принять выбор сына, женившегося без отцовского одобрения и согласия, – совсем другое, но Всеволод уже потянул её вперёд, и Хана ничего не оставалось, как поторопиться. Дворник посмотрел им вслед и подумал: «Это, видать, сынок того инженера Волкова, которого Наркомат сюда заселил… – он смачно сплюнул. – Вот же, яблочко от яблоньки… И энтот, значится, на иноверке обженился…» Он снова сплюнул и принялся ожесточённо мести двор, бурча про себя, что некоторым, видать, в России баб не достало – на чужбине ищут, значить…

Тем временем Всеволод и Хана поднялись по лестнице на четвёртый этаж, и Волков несколько раз крутанул торчавшую из двери ручку механического звонка. Раздался не то тихий перезвон, не то громкий треск, а через несколько минут из-за двери донеслись шаги.

– Ктой та?

От этого вопроса Всеволод едва-едва не захохотал снова.

– Открывай, фрёкен Бок! – гаркнул он тем самым голосом, которым поднимал свой взвод в атаку.

– Ахти, батюшки! Севушка! Мелкий!

И через секунду Груша уже висела на шее Волкова-младшего, смеясь и плача одновременно и старясь чмокнуть его куда-то в ухо. Лишь через пару минут она разглядела смирно стоявшую Хана.