Взяв в руки синий карандаш, министр быстро просмотрел документ, помеченный грифом «совершенно секретно».
Натыкаясь на запрещенные выражения, он вычеркивал их карандашом и вставлял слова из списка замены.
Покончив с протоколом, Морис Туре позвонил Президенту Франции.
— Алло?
— Я только что ознакомился с протоколом допроса сотрудника Бисли.
— Не может быть! — вспылил глава государства. — Даже я еще не получил факса!
— Прошу вас, забудьте это гнусное слово.
— Я — Президент и говорю так, как мне заблагорассудится.
— А я — министр культуры. Не желаете ли провести полгодика за решеткой, месье Президент?
— Что вам удалось выяснить? — сдался тот.
— Американцы изобрели гипнотический источник индуцированного излучения, который помогает им подчинять людей своей воле.
— Источник индуцированного излучения... Что это такое?
— Это выражение, которым мы заменили слово лэ-а-зэ-е-эр, — ответил Морис Туре, произнося запрещенное слово по буквам, дабы избежать полугодового заключения по обвинению в употреблении франглицизмов.
— Я не понимаю, каким образом лазе... э-э-э... источники индуцированного излучения могут гипнотизировать людей. Мне казалось, их используют для резки предметов.
— Да, конечно, но прибор, о котором идет речь, испускает окрашенный свет. Розовый успокаивает, от красного вскипает кровь...
— Буквально?
— В переносном смысле. Желтый заставляет сердце трепетать от страха, а зеленый оказывает на мозг и желудок столь ужасное воздействие, что человека выворачивает наизнанку и он теряет сознание.
— А голубой?
— Что голубой?
— Это мой любимый цвет. Что делает с человеком голубой цвет?
— Голубой приводит в уныние, — сообщил министр культуры.
— В уныние? А я думал, голубой успокаивает. Небеса ведь голубые, так? И океаны тоже. Стоит лишь взглянуть на них, и ты успокаиваешься.
— Верно. Но нельзя забывать и о том, что голубой — цвет тоски и печали. Читая унылую, скучную книгу, мы так и говорим — «муть голубая». Грустная музыка называется блюз...
— Разве это слово не запрещено? — злорадным тоном осведомился Президент.
— Ну тогда les bleus, — поправился министр культуры, добавляя новое слово в черновик словаря официально признанных терминов.
— Продолжайте, — промурлыкал глава государства.
— Американцы установили розовые излучатели на всей территории Кляксы. Они повышают восприимчивость людей и создают приподнятое настроение, как, например, взгляд на комок сладкой ваты.
— Теперь понятно, почему наши обманутые граждане хлынули в «Евро-Бисли».
— Это провокация, против которой нет защиты, злодейский акт культурного империализма. Как вы намерены поступить?
— Хорошенько все обдумать.
— Народ Франции взывает к вам об отмщении. Мы требуем самых жестких ответных мер.
— Может быть, прикажете выстроить на американской земле парк Звездочки и увешать его розовыми фонарями?
— Я имел в виду военные меры.
— По-моему, Вашингтон здесь ни при чем. Мы столкнулись с беспардонной алчностью частной компании, и я не хотел бы из-за цветных лазеров втягивать в конфликт всю страну.
— "Лазер" — это грязное иностранное слово, месье Президент, — напомнил министр культуры. — Я бы не хотел передавать содержание нашего разговора на рассмотрение Комитета по защите родной речи, но...
Президент бессильно закатил глаза.
— Что вы предлагаете? — преувеличенно вежливо осведомился он, стиснув зубы.
— Мы подарили американцам статую Свободы. Давайте потребуем ее назад.
— Что за чепуха!
— Тогда уничтожим.
— Насколько я знаю, в Америке и без того хватает смутьянов, призывающих разрушить статую и продать ее на металлолом.
— Это военная провокация! — вскричал Морис Туре. — Если они хоть пальцем тронут Свободу, мы сотрем их с лица земли атомным взрывом! Уничтожим их псевдокультуру и грязный язык одним мощным ударом!
— Видимо, мне придется переговорить с министром обороны.
— Он на моей стороне, — торопливо произнес Морис Туре.
— Вы с ним уже обсудили возникшую ситуацию?
— Нет, но я уверен — он меня поддержит. И если вам небезразлично ваше политическое будущее, вы тоже станете под мои знамена.
— Я подумаю, — пообещал Президент и повесил трубку.
В кабинет вошел секретарь с долгожданным факсом в руках. Президент Франции откинулся на спинку кресла и принялся изучать протокол.
Как хорошо, подумал он, что Америкой управляет такой нерешительный человек. Может быть, робость Штатов и неторопливость Франции позволят отыскать нужное решение, прежде чем министр культуры втянет две страны в конфликт, куда более опасный, нежели столкновение слов и языков.
Глава 26
Компьютер сообщил о небывалом всплеске количества авиабилетов, приобретенных по карточкам Бисли во Флориде, Калифорнии и Луизиане, и Харолд В. Смит тут же сообразил, что за этим фактом кроется что-то серьезное.
Флорида и Калифорния — традиционные вотчины Сэма. Но Луизиана ни малейшего отношения к корпорации не имела. Ни парков, ни контор.
Служащие Бисли направлялись в Лондон. Зачем? Что им делать в столице Британии? Может быть, они намерены добраться до «Евро-Бисли» на самолете, следующем рейсом «Лондона — Париж»?