Цвет цивилизации

В коляске можно было, потеснившись, кое-как поместиться вчетвером, а их было пять. Мевиль заговорил о втором экипаже, но его не нашли. Фьерс забился под откидную крышку коляски. Они ожидали четверть часа, потом женщины прибежали, как мыши. Они едва успели снять грим и покрылись капюшонами до самых глаз. Эта таинственность очень забавляла их. Они прыгнули в экипаж, Фьерс не успел подняться: они сели по бокам, одна – справа от него, другая – слева, в то время, как Мевиль и Торраль поделили между собою переднюю скамеечку.

Виктория двинулась в путь с резкими толчками. Фьерс почувствовал и узнал бедро Элен у своего бедра. Одновременно другая женщина ухватилась за его колено шаловливой рукой, умышленно продлив это прикосновение. И он, взволнованный, пожелал и ту и другую, несмотря на горький стыд, который кипел в глубине его совести.

Была темная ночь. Немые молнии полосовали небо на западе. Влажный ветер шел оттуда, горячий, как дыхание зверя.

– Нечем дышать, – сказали женщины, начиная расстегиваться. Мокрая от пота грудь прижалась к плечу Фьерса. Сквозь тонкую ткань смокинга он чувствовал в темной коляске: Мевиль искал на губах Элен свою прежнюю мужскую силу.

Вся энергия Фьерса сосредоточилась в его руках. Им овладело дикое желание схватить другую женщину, сжать в объятиях ее горячее тело, раздавить ее, кусать. Он, однако, устоял, сжимая между своими коленями сплетенные пальцы. Кучер выбрал верхнюю дорогу в Шолон, самую короткую, и они приехали туда в четверть часа. Тем не менее, Фьерс оказался совершенно обессиленным, сойдя на землю, проходя по коридору кабаре, он шатался.

Мевиль распоряжался ужином. Сиракузское вино и поцелуй Элен с трудом рассеяли его оцепенение: в его голове оставалось еще облако, подобное клочьям тумана, забытого ветром на дне долины, но тайная лихорадка душила и возбуждала его. Он хотел обезуметь окончательно. Он ел пикули с индейским перцем и пил thunders – напиток с мятой вместо корицы. Несмотря на это, он дрожал крупной дрожью и продолжал со страхом смотреть на двери. Под конец он опьянел. Но, хотя Лизерон ужинала у него на коленях, он едва прикасался к ней.

Маленькая подруга Элен смотрела на Фьерса глазами кошки перед запретными сливками. Торраль, который сначала не прочь был немного заняться ею, тотчас же попросил своего сухого шампанского и больше не беспокоился ни о чем.

Фьерс боролся отчаянно: он также пытался найти прибежище в опьянении, но его опьянение не было достаточно быстрым и полным. Незаметно девушка оказалась рядом с ним, потом у него на коленях. Она напилась пьяной и напала на него, позабыв всякий стыд. Ему удалось подняться, он хотел уйти. Но все вцепились в него, чтобы удержать. Снова усевшись в коляску, они покинули кабаре.

Мевиль ни с того ни с сего приказал кучеру ехать прямо, и тот равнодушно повез их к последним домам предместья. Там перед одной из накийских хижин[10] им пришла нелепая фантазия потребовать вина. Перепуганный старик принес им «саке»,[11] которую они нашли безвкусной после коктейлей.

Дальше, в уединенной лачуге на окраине рисового поля, посещаемой китайской чернью, Торраль, которому было скучно, выбрал аннамитского боя и потребовал, чтобы его посадили на подушки экипажа.

Тяжелые тучи с неба роняли на них порою капли дождя, и все забились под крышку коляски, прижимаясь друг к другу и обмениваясь ласками. Ливня не было. Духота все усиливалась. Женщины, задыхающиеся и обезумевшие от сладострастия, разделись, как в алькове, и Фьерс, очутившийся внезапно под полунагим телом, не устоял.

По темной и грязной дороге они возвращались в город. Коляска, полная распутства, была, как непристойное место.

Долго ночь слышала их песни и безумные крики, распутные и пьяные. Но, наконец, они охрипли и замолчали. Усталость свалила их вперемежку на ковер и подушки, как убитых солдат. Оргия кончилась оцепенением. Женщины, опустошенные, заснули, несмотря на толчки экипажа. Мужчины, безучастные ко всему, погрузились в какую-то прострацию. Ехать было еще долго. Обратная дорога была длинна – то была Равнина Могил, вечно безмолвная.

На западе молнии погасли, ветер стих.

Они приближались к гробнице епископа Адрана, которая смутно обрисовывалась на темном горизонте. И тут случилось что-то необъяснимое и ужасное: лошади, которые бежали, спотыкаясь от усталости, вдруг встрепенулись от страха и начали пятиться, поднимаясь на дыбы. От резкого толчка коляска повернулась, став поперек дороги, и грозила опрокинуться. Разбуженные от сна или оцепенения, все вскочили с испуганными криками.

Лошади продолжали пятиться назад, несмотря на кнут кучера. Торраль, сразу отрезвевший, соскочил на землю. Впереди дорога была черна, как чернила. Фьерс, спрыгнув в свою очередь, схватил один из фонарей и пытался найти невидимое препятствие.

– Ничего нет, – сказал он, поворачиваясь.

Но фонарь осветил лицо Мевиля, оставшегося позади – и Торраль, и Фьерс, оба вместе, едва удержались, чтобы не вскрикнуть.