Жил-был один человек, и было у него восемь сыновей. Если не считать этого факта, то человек сей был не более чем точкой на странице Истории. Печально, но вот и всё, что можно сказать о некоторых людях.
Восьмой сын вырос, женился, и у него тоже родилось восемь сыновей, а поскольку для восьмого сына восьмого сына существует лишь одна подходящая профессия, то он стал волшебником. И сделался он мудрым и могущественным (или просто могущественным), и носил остроконечную шляпу, и на этом всё закончилось бы…
Во всяком случае, должно было закончиться.
Но вопреки магическому Закону и всем разумным доводам — если не считать доводов сердца, в которых много теплоты и беспорядка и мало, гм, разума, — он оставил волшебные стены, влюбился и женился (причем, не обязательно в вышеуказанном порядке).
И у него родилось семь сыновей, каждый из которых с колыбели был как минимум таким же могущественным, как любой другой волшебник в этом мире. А затем у него родился восьмой сын… Волшебник в квадрате. Источник чудес. Чудесник.
Над песчаными обрывами грохотал летний гром. Далеко внизу море шумно обсасывало гальку, словно беззубый старикашка, которому дали леденец. В потоках восходящего воздуха лениво парило несколько чаек, ожидая каких-нибудь событий.
А отец волшебников сидел на краю обрыва среди кустов и шумящей морской травы, баюкал на руках ребенка и глядел на море.
В сторону материка двигалась взлохмаченная чёрная туча, и тот свет, который она толкала впереди себя, был похож на густой сироп, как это бывает перед по-настоящему сильной грозой.
Волшебник, за спиной которого внезапно наступила тишина, обернулся и поднял покрасневшие от слез глаза на высокую фигуру в чёрном одеянии и с капюшоном на голове.
— ИПСЛОР КРАСНЫЙ? — уточнила фигура голосом гулким, как пещера, и насыщенным, как нейтронная звезда.
Ипслор ухмыльнулся ужасной ухмылкой внезапно обезумевшего человека и продемонстрировал Смерти дитя.
— Мой сын, — сообщил он. — Я назову его Койн.
— ИМЯ НЕ ХУЖЕ ЛЮБОГО ДРУГОГО, — вежливо отозвался Смерть.
Его пустые глазницы уставились на маленькое круглое личико, погружённое в сон. Вопреки слухам, Смерть вовсе не жесток — просто он ужасно, ужасно хорошо выполняет свою работу.
— Ты забрал его мать, — проговорил Ипслор. Этот была сухая констатация факта, в которой не чувствовалось никакой злобы.
От дома Ипслора, что стоял в долине над обрывом, остались одни дымящиеся руины, и поднимающийся ветер уже разносил по шуршащим дюнам хрупкие ошметки пепла.
— ВООБЩЕ-ТО, ЭТО БЫЛ НЕ Я, А СЕРДЕЧНЫЙ ПРИСТУП, — утешил его Смерть. — БЫВАЮТ И ХУДШИЕ СПОСОБЫ ОТПРАВИТЬСЯ НА ТОТ СВЕТ. МОЖЕШЬ МНЕ ПОВЕРИТЬ.
Ипслор посмотрел на море.
— Вся моя магия не смогла спасти её.
— ЕСТЬ МЕСТА, КУДА ДАЖЕ МАГИЯ НЕ СМЕЕТ ПРОНИКНУТЬ.
— А теперь ты пришел за ребенком?
— НЕТ. У РЕБЕНКА СВОЯ СУДЬБА. Я ПРИШЕЛ ЗА ТОБОЙ.
— А-а.
Волшебник поднялся на ноги, осторожно положил спящего мальчика на редкую траву и взял лежавший рядом длинный посох. Тот был сделан из какого-то чёрного металла, покрытого сеткой серебряных и золотых резных узоров, которые придавали посоху пышный и зловеще безвкусный вид. Металл назывался октирон и был магическим по самой своей сути.
— Знаешь, ведь это я его выковал, — похвастался Ипслор. — Все говорят, что из металла посох сделать нельзя, что посох должен быть из дерева, но эти люди ошибаются. Я вложил в него большую часть своей души. И подарю его ребенку.
Он с любовью провел ладонью по посоху, который отозвался слабым звоном.
— Вложил в него большую часть своей души, — повторил волшебник.
— ХОРОШИЙ ПОСОХ, — заметил Смерть.
Ипслор поднял посох в воздух и посмотрел на своего восьмого сына. Младенец загукал.
— Она хотела дочку, — проговорил волшебник.
Смерть пожал плечами. Ипслор бросил на него взгляд, в котором сочетались замешательство и ярость.
— Кто же он такой на самом деле?
— ВОСЬМОЙ СЫН ВОСЬМОГО СЫНА ВОСЬМОГО СЫНА, — ответил Смерть, ничуть не прояснив ситуацию.
Ветер дергал за одежду и гнал над головами чёрные тучи.
— И кем же он станет?
— ЧУДЕСНИКОМ. ТЫ И САМ ЭТО ПРЕКРАСНО ЗНАЕШЬ.
Словно по команде, над землей прокатился гром.