Цвет волшебства

Хакардли внимательно посмотрел на Ринсвинда, после чего перевёл взгляд на переливающуюся всеми цветами радуги живую картину. Его рот пару раз открылся и закрылся.

— Увы… — пожал плечами он.

— Да, но ему нужно всего лишь чуть-чуть помочь, ты же видел, на что похожа эта штука…

— Увы…

— А вам он помогал. — Ринсвинд повернулся к остальным волшебникам, которые торопливо разбегались кто куда. — Всем вам. Он осуществил все ваши желания…

— И может быть, мы никогда не простим его за это, — отозвался Хакардли. Ринсвинд застонал.

— Но вы только представьте, что останется, когда эта битва закончится? Что останется?

Хакардли опустил глаза.

— Увы… — повторил он.

Октариновый свет стал ярче и почернел по краям. Однако это был не тот чёрный цвет, который есть всего лишь противоположность белого. Это была зернистая, изменчивая чернота, которая сияет по ту сторону ослепительного света и которой нечего делать в любой приличной реальности.

Ринсвинд в нерешительности заплясал на месте. Его ступни, ноги, чувства и невероятно хорошо развитый инстинкт самосохранения довели нервную систему до такого состояния, что она готова была взорваться. Но тут его совесть наконец добилась своего.

Он прыгнул в огонь и схватил посох.

Волшебники бросились бежать. Некоторые из них спустились с башни посредством левитации.

Они проявили большую предусмотрительность, чем те, кто побежал по лестнице, потому что примерно полминуты спустя башня исчезла. Вокруг столба гудящей черноты продолжал падать снег.

И те волшебники, которые остались в живых и осмелились оглянуться, увидели, что с неба медленно падает какой-то небольшой предмет, за которым волочится огненный хвост. Он упал на булыжную мостовую и некоторое время ещё продолжал тлеть, пока усилившийся снег не потушил его.

Вскоре он превратился в обыкновенный сугроб.

Некоторое время спустя какая-то приземистая, передвигающаяся на четвереньках фигура пересекла двор, порылась в снегу и вытащила предмет из сугроба.

Это была — или, вернее, уже не была — шляпа. Жизнь обошлась с ней сурово. Большая часть широких полей была сожжена, верхушка полностью исчезла, а почерневшие серебряные буквы почти не читались. Некоторые вообще были сорваны. Те, что остались, образовывали слово «БНИК».

Библиотекарь медленно огляделся. Он остался совершенно один, если не считать высоченного столба пылающей черноты и равномерно падающих снежинок.

Разгромленный двор был пуст. Кроме ещё нескольких остроконечных шляп, затоптанных убегающими в ужасе ногами, ничто не указывало на то, что здесь были люди. Волшебники испарились как по волшебству.

* * *

«Война?»

— Шотакоэ?

«У нас вроде было, — Чума на ощупь поискал стакан, — какое-то дело».

— Шотакоэ?

— Мы должны быть… должны что-то делать, — вспомнил Голод.

— Т'чна. У нас встреча.

«Эта… — Чума задумчиво заглянул в стакан. — Штуковина».

Они мрачно уставились на стойку. Трактирщик давным-давно сбежал. Несколько бутылок ещё оставались непочатыми.

— Акация, — догадался наконец Голод. — Вот что это было.

«Неа».

— Алое… Апостроф, — рассеянно предположил Война.

Остальные двое покачали головой. Воцарилось продолжительное молчание.

«А что значит „апокрустический“?» — спросил Чума, пристально вглядываясь в какой-то внутренний мир.

— Астральный, — ответил Война. — По-моему.

«Так это не оно?»

— Не думаю, — угрюмо отозвался Голод.

Снова последовала долгая, неловкая тишина.

— Лучше выпьем ещё по стаканчику, — предложил Война, взяв себя в руки.

«Отлична».

Примерно пятьюдесятью милями дальше и несколькими тысячами футов выше Канина наконец-то справилась с украденным скакуном и теперь ехала по воздуху неспешной рысью. На лице её было написано самое решительно-беспечное выражение, что когда-либо видели на Диске.

— Снег? — вдруг сказала она.

Со стороны Пупа с бесшумным ревом неслись облака. Они были тучными, тяжелыми, и им не следовало бы двигаться так быстро. Снизу за ними следовали вьюги, которые накрывали мир словно одеялом.

Это не было похоже на тот снег, который в ночной темноте с тихим шорохом падает на землю, а утром превращает её в сверкающую страну чудес, поражающую необычной, бесплотной красотой. Этот снег был из тех, которые намереваются сделать мир как можно более чертовски холодным.

— Поздновато для снега, — заметил Найджел.

Он бросил взгляд вниз и тут же закрыл глаза. Креозот смотрел на снег с восхищённым изумлением.

— Значит, вот он какой, — проговорил сериф. — Я слышал о нём только в сказках. И думал, что он растет из земли. Как грибы.

— В этих облаках что-то не так, — объявила Канина.

— Ты не против, если мы спустимся? — слабым голосом спросил Найджел. — Когда мы двигались, я чувствовал себя лучше.

Канина, не обращая внимания на его слова, скомандовала:

— Попробуй потереть лампу. Я хочу знать, что происходит.

Найджел покопался в мешке и вытащил лампу.