Цвет волшебства

— Замечательный путь бегства, — пробормотал Ринсвинд со своего посадочного места посредине стены. — Ты говорил, оно выходит на Край. Чего нам стоит сигануть туда? Понесёмся через пространство, может, в сосульки превратимся или в другой мир врежемся. А если повезёт, то угодим прямо в пылающее сердце какого-нибудь солнца.

— Стоит попробовать, — заметил Двацветок. — Печенья из водорослей хочешь?

— Нет!

— Ты вообще собираешься спускаться?

Ринсвинд зарычал — частично от смущения. Гархартра употребил редко используемое и трудно осваиваемое заклинание под названием Частный Гравитационный Расстройник Атаварра. Практический результат этого заклятия состоял в том, что, пока оно сохраняло силу, тело Ринсвинда искренне было убеждено, что пол находится под углом в девяносто градусов к тому направлению, которое принималось за «низ» большинством обитателей Диска. В сущности, волшебник сейчас стоял на стене.

Тем временем, брошенная им бутылка висела без всякой поддержки в воздухе в нескольких ярдах от него. В её случае время… ну, не то чтобы совсем остановилось, но на несколько порядков замедлилось. За несколько часов её траектория относительно волшебника и Двацветка изменилась лишь на пару дюймов. Стекло мерцало в лунном свете. Ринсвинд вздохнул и попытался поудобнее устроиться на стене.

— Почему ты вечно такой спокойный? — раздражённо спросил он. — Нас тут собираются принести в жертву неизвестно какому богу, а ты сидишь и равнодушно трескаешь жареный хлеб с морскими уточками.

— Ничего, какой-нибудь выход найдётся, — откликнулся Двацветок.

— Знать хотя бы, за что нас собираются приговорить, — продолжал волшебник.

«Ты что, очень хочешь это знать?»

— Это ты сказал? — осведомился Ринсвинд.

— Сказал что? — спросил Двацветок.

«Ты слышишь меня», — заявил голос у Ринсвинда в голове.

Волшебник резко выпрямился вбок.

— Кто ты? — спросил он.

Двацветок бросил на него встревоженный взгляд.

— Я Двацветок. Надеюсь, ты меня помнишь?

Ринсвинд обхватил голову руками.

— Это все-таки случилось, — простонал он. — Мой рассудок покидает меня.

«Неплохая идея, — заметил голос. — Тут становится слегка тесновато».

Заклинание, прикреплявшее волшебника к стене, с тихим «чпок» истекло. Ринсвинд упал и приземлился на полу бесформенной кучей.

«Осторожнее, ты меня чуть не раздавил».

Ринсвинд кое-как приподнялся на локтях и сунул руку в карман балахона. Когда он её вытащил, на его ладони сидела зелёная лягушка. Глаза амфибии странно светились в полумраке.

— Ты? — сказал Ринсвинд.

«Опусти меня на пол и отойди назад». Лягушка моргнула.

Волшебник повиновался и заодно утянул от греха подальше ошарашенного Двацветка.

В комнате потемнело. Послышался похожий на вой ветра звук. Откуда ни возьмись, появились полосы зелёного, пурпурного и октаринового тумана. Они начали закручиваться в спирали, быстро приближаясь к распластавшейся на полу амфибии и рассыпая вокруг крошечные молнии. Лягушка исчезла в золотистой дымке. Туман постепенно распространился вверх, заполняя комнату тёплым желтоватым светом. Сквозь дымку проступили очертания тёмной фигуры, которая колыхалась и менялась прямо на глазах. Высокое, сводящее с ума гудение мощного магического поля не прекращалось…

Так же внезапно, как и появился, магический смерч исчез. На полу, занимая то место, где раньше была лягушка, сидела лягушка.

— Фантастика, — сказал Ринсвинд.

Лягушка с укором посмотрела на него.

— Просто потрясающе, — кисло объявил он. — Лягушка, магическим образом превращённая в лягушку. Чудеса, да и только.

— Обернись, — произнёс чей-то голос за спиной.

Это был мягкий, женственный, почти зазывный голос, с которым приятно пропустить пару стаканчиков, но исходил он из того угла комнаты, где вообще не должно было быть голоса. Ринсвинд и Двацветок умудрились повернуться, не сделав ни одного движения, словно пара статуй, вращающихся на своих постаментах.

В предутреннем свете стояла женщина. Она выглядела… она была… у неё было… на самом деле она…

Позже Ринсвинд и Двацветок так и не сошлись в мнениях по поводу представшей перед ними дамы. Обоим она показалась прекрасной (хотя какие именно физические черты делали её красивой, им установить не удалось), и у неё были зелёные глаза. Не бледно-зелёные, какими бывают обычные глаза, — её глаза отливали зеленью, как молодые изумруды, и блестели, как две стрекозы. А один из немногих подлинно магических фактов, которые были известны Ринсвинду, гласил: ни один бог, ни одна богиня, какими бы своевольными и непостоянными они ни были, не может изменить цвет и природу своих глаз…

— … — начал было он.

Женщина предупреждающе подняла руку.

— Если ты произнесешь моё имя, мне придется уйти, — шепнула она. — Ты должен помнить, что я единственная богиня, которая приходит только тогда, когда её не зовут.

— Э-э, да, кажется, помню, — прохрипел волшебник, стараясь не смотреть в эти глаза. — Ты — та, кого называют Госпожой?

— Да.

— Так ты, значит, богиня? — возбуждённо спросил Двацветок. — Я всегда хотел познакомиться с кем-нибудь из вас.

Ринсвинд напрягся, ожидая взрыва ярости. Но Госпожа всего лишь улыбнулась.