Цвет. Захватывающее путешествие по оттенкам палитры

В прежние времена секреты красок знал только художник, а теперь он – первый, кого держат в неведении относительно того, что он использует.

Уильям Холман Хант в обращении к лондонскому обществу искусств и ремесел

Чему меня учили в художественной школе? Я узнал, что искусство – это процесс создания произведения искусства, а не само это произведение.

Харви Ферштейн, процитированный на выставке «Семейный альбом: Бруклинская коллекция» в Бруклинском музее искусств, апрель 2001

Тюрьма называлась «Вонючка» и была тем местом, где должники чаще всего исчезали, попадая на долгие годы. Это средневековое флорентийское заведение вполне оправдывало свое название, особенно летом, и именно в один из таких вонючих дней в середине XV века за деревянным столом там сидел человек. Слева от него лежала сложенная в стопку рукопись, а справа – последняя страница. Возможно, он сделал паузу, прежде чем совершить то, что, вероятно, было запрещено ему, узнику Ватикана: он взял перо и указал дату – 31 июля 1437 года, а затем написал «ex Stincharum, ecc». Этот постскриптум не только уведомлял читателей, что документ был написан в самом сердце Стинче (Вонючки), но и озадачивал ученых на протяжении многих лет.

Книге «II Libro dell’Arte» Ченнино д’Андреа Ченнини суждено было стать одним из самых влиятельных руководств по живописи, написанных в период позднего Средневековья, хотя потребовалось более четырех столетий, чтобы найти для нее издателя. Это была не первая книга, в которой описывалось, как делать краски: и до нее существовало несколько подобных работ, в том числе Mappae Clavicula девятого века, где приводилось достаточно много рецептов пигментов и чернил для иллюстрации манускриптов, а в XII веке таинственный монах-ремесленник Теофил написал свой De Arte Diversibus, где описывалось, как делать витражи и изделия из металла, а также писать картины. Но книга Ченнино оказалась особенной. Он был художником, прямым наследником традиции[6], восходившей к Джотто ди Бондоне, творившему в конце XIII века. Впервые профессиональный художник так полно и открыто раскрывал секреты своего ремесла, и когда в начале XIX века книга была снята с полки в Ватиканской библиотеке, когда ее отряхнули от пыли и опубликовали[7] она вызвала сенсацию в европейском художественном мире, который начал сознавать, что, целеустремленно занимаясь искусством, он позабыл немало секретов этого ремесла.

Поначалу, прочитав в постскриптуме «Стинче», искусствоведы вообразили, что данное руководство – позже переведенное на английский язык как «Руководство ремесленника» – было написано преступником. Они с нежностью представляли себе Ченнино стариком, пишущим мемуары в жалкой тюрьме, настолько захваченным красотой описываемых им процессов, что он забыл упомянуть об уродстве своего теперешнего положения. Точно так же как Марко Поло рассказывал о своих путешествиях в самое сердце Азии много лет спустя, когда у него было свободное время и добровольный писец в тюремной камере, так и его тосканский соотечественник писал о механике рисования теней тогда, когда был надежно заперт в камере, наполненной этими тенями. К сожалению для созданной легенды, хотя и к счастью для Ченнино, более поздние исследователи нашли другие копии рукописи, где не было ссылки на тюрьму. Им пришлось неохотно признать, что Ченнино, вероятно, жил и умер свободным человеком и что версия с постскриптумом была написана грамотным заключенным, которого заставляли переписывать книги для папы[8].

Всякий раз, когда я открываю труд Ченнино – а он был моим «проводником» во многих путешествиях, описанных в этой книге, – я часто думаю о переписчике. Что это был за человек? Образованный, конечно: возможно, он был настоящим негодяем, а может, попал в тюрьму за долги или за «преступление белого воротничка» (или черного бархатного воротничка в средневековом варианте). Возможно, он провел в заключении много лет, аккуратно переписывая благочестивые молитвы и религиозные трактаты. А потом вдруг, где-то между молитвенником и Библией, тюремный библиотекарь вручил ему следующий проект: трактат, содержавший настолько ценные секреты, что этот человек не мог и мечтать о том, чтобы заполучить их, – по крайней мере, не во время тюремной отработки.