Цвет жизни

— Как вы представляете себе свои обязанности в роли присяжного?

Он пожимает плечами:

— Ну, наверное, слушать показания… и делать, что скажет судья.

— Спасибо, Ваша честь, — говорит Одетт и садится.

Я встаю с места.

— Здрасьте, мистер Уэлш. У вас, кажется, есть родственник в силовых структурах?

— Мой брат служит в полиции.

— Он работает у нас, здесь?

— Уже пятнадцать лет, — отвечает присяжный.

— Он рассказывает вам о своей работе? С какими людьми ему приходится иметь дело?

— Иногда…

— С вашим магазином случались какие-нибудь неприятности?

— Один раз нас ограбили.

— Считаете ли вы, что увеличение уровня преступности объясняется наплывом меньшинств?

Он обдумывает ответ.

— Мне кажется, это больше связано с экономикой. Люди теряют работу, впадают в отчаяние.

— Как по-вашему, кто имеет право определять ход лечения — семья пациента или профессиональный медик? — спрашиваю я.

— Ну, это зависит от конкретного случая…

— У вас или ваших родственников лечение в больнице когда-либо приводило к плохим последствиям?

Губы Уэлша сжимаются.

— Моя мать умерла на операционном столе во время обычной эндоскопии.

— Вы обвинили врача?

Он колеблется.

— Мы уладили вопрос.

Очень умно.

— Спасибо, — говорю я и, повернувшись к Говарду, качаю головой.

Второй потенциальный присяжный — черный мужчина лет под семьдесят. Одетт спрашивает, где он учился, женат ли он, кто с ним живет, есть ли у него хобби. Почти все это есть в анкете, но иногда приходится еще раз спрашивать об этом, чтобы видеть глаза человека, когда он говорит, к примеру, что участвует в ролевых воссозданиях событий Гражданской войны, чтобы понять: он просто любит историю или это свихнувшийся на оружии псих.

— Насколько я знаю, вы работаете охранником в торговом центре, — говорит Одетт. — Вы считаете себя представителем правоохранительных органов?

— Думаю, в некотором смысле, да, — отвечает он.

— Мистер Джордан, вам известно, что мы подбираем беспристрастное жюри, — говорит Одетт. — Конечно, от вашего внимания не ускользнуло, что вы и ответчик — оба цветные. Это может как-то повлиять на вашу способность принимать объективные решения?

Он прищуривается и, подумав, отвечает:

— А ваш цвет кожи как-то влияет на вашу объективность?

В эту секунду я думаю, что мистер Джордан — мой самый любимый человек в мире. Когда Одетт заканчивает допрос, встаю я.

— По вашему мнению, черные более склонны к совершению преступлений, чем белые? — спрашиваю я.

Каким будет ответ, я знаю, так что спрашиваю не ради него.

Я хочу увидеть, как он отреагирует на меня, белую женщину, задающую такие вопросы.

— По моему мнению, — медленно произносит он, — черные имеют больше шансов попасть в тюрьму, чем белые.

— Спасибо, сэр, — говорю я и поворачиваюсь к Говарду, незаметно кивая: «это десять».

Далее следуют несколько свидетелей, где-то посередине между «ужасно» и «идеально», а затем выходит присяжный номер 12. Лайла Фэйрклоу — идеального для присяжного возраста, подвижная блондинка. Она преподает в центре города в расово интегрированной школе. С Одетт она разговаривает очень вежливо и профессионально, но мне, как только я встаю, улыбается.

— Моя дочь будет ходить в школу в том районе, где вы работаете, — говорю я ей. — Поэтому мы и переехали туда.

— Ей там понравится, — отвечает женщина.

— Но к делу. Госпожа Фэйрклоу, я — белая женщина, представляющая черную женщину, против которой выдвинуты одни из самых серьезных обвинений, какие только могут быть выдвинуты против человека. У меня есть некоторые опасения, и я бы хотела поговорить о них, поэтому так же важно, чтобы вы чувствовали себя комфортно в роли присяжного, как мне комфортно чувствовать себя в роли представителя моего клиента. Знаете, мы все говорим о предрассудках, как о чем-то плохом, но такова жизнь. Например, есть определенные виды дел, которыми я бы никогда не стала заниматься. Вот я люблю животных. Если я вижу, как кто-то с ними жестоко обращается, я не могу оставаться объективной — я так злюсь, что мой гнев затмевает собой всякую рациональную мысль. Случись такое, мне было бы крайне трудно поверить в то, что мне будет говорить защита.

— Я прекрасно понимаю, что вы хотите сказать, но я напрочь лишена предвзятости, — заверяет меня госпожа Фэйрклоу.

— Если в автобусе будет два свободных места, одно рядом с афроамериканским мужчиной, второе — рядом с пожилой белой женщиной, на какое из них вы бы сели?

— На то, что ближе. — Она качает головой. — Я понимаю, к чему вы клоните, госпожа Маккуорри. Но, скажу вам честно, у меня нет никаких проблем с черными.

Тут Говард роняет ручку.

Как будто грянул выстрел. Я разворачиваюсь, встречаю его взгляд и изображаю достойный «Оскара» приступ кашля. Это условный сигнал, о котором мы договорились заранее. Я задыхаюсь, как будто у меня лопаются легкие, пью воду из стакана на нашем столе, а потом хриплю судье:

— Мой коллега закончит, Ваша честь.

Встав, Говард начинает судорожно сглатывать. «Судья точно решит, что всю команду защиты косит мор», — думаю я, но в следующее мгновение замечаю, как меняется лицо Лайлы Фэйрклоу.