Цвет жизни

— У меня нет денег, — говорю я. Я знаю, что мы в часе езды от Нью-Хейвена, а у меня нет ни денег на автобус, ни телефона, ни даже подходящей одежды.

Охранник дергает головой в сторону, и только сейчас я замечаю, что тьма движется. Тень на фоне безлунной ночи постепенно приобретает отчетливые очертания, и вот уже я могу различить силуэт машины и человека внутри, который выходит и бежит ко мне.

— Мама! — вскрикивает Эдисон, уткнувшись лицом мне в плечо. — Едем домой.

Кеннеди

Два типа людей становятся государственными защитниками: верящие, что могут спасти мир, и те, которые слишком хорошо знают, что не могут. Первые — это прекраснодушные выпускники юрфака, убежденные в своей значимости. Вторые — это те из нас, кто уже поработал в этой системе и знает, что проблема несравненно больше нас самих и клиентов, которых мы представляем. Когда действительность обтачивает и покрывает мозолями кровоточащее сердце, победы становятся маленькими: возможность воссоединить мать после курса реабилитации с ребенком, отданным в чужую семью; удачная попытка скрыть свидетельства бывшей наркомании, которые могли бы навредить клиенту; возможность жонглировать сотнями дел и рассмотрение тех, для которых требуется нечто большее, чем просто прийти в зал суда и заявить о невиновности. Как выясняется, государственные защитники больше похожи не на Супермена, а на Сизифа, и немало адвокатов не выдерживают тяжести бесконечных дел, неприятных часов и дерьмовой оплаты. Исходя из этого мы быстро узнаем, что, если нам хочется сохранить хоть какую-то часть своей жизни неприкосновенной, мы не должны думать о работе дома.

И поэтому, когда две ночи подряд мне снится сон о Рут Джефферсон, я понимаю, что пора начинать волноваться.

В первом сне Рут и я встречаемся как адвокат и клиент. Я задаю ей стандартный набор вопросов, которые задала бы любому клиенту, но она отвечает на языке, которого я не понимаю. Я даже не знаю, что это за язык. В смущении я постоянно прошу ее повторить еще раз. Наконец она открывает рот и оттуда вылетает стайка голубых мотыльков.

На вторую ночь мне снится, что Рут пригласила меня на ужин. Я вижу роскошный стол, еды столько, что хватило бы накормить футбольную команду, блюда одно изысканнее другого. Я выпиваю один стакан воды, потом второй, третий, пока не опустошаю весь кувшин. Я спрашиваю, могу ли я выйти проветриться, но Рут смотрит на меня с ужасом. «Я думала, вы знаете», — говорит она, и, подняв голову, я вдруг осознаю, что мы заперты в тюремной камере.

Я просыпаюсь, умирая от жажды. Перекатившись на бок, я беру стакан воды, который всегда ставлю на ночь на тумбочку, и делаю длинный освежающий глоток. Чувствую, что рука Мики скользит вокруг моей талии и тянет меня к нему. Он целует мою шею, его ладонь ползет вверх по моей пижаме.

— Что бы ты делал, если бы я попала в тюрьму? — спрашиваю я.

Глаза Мики открываются.

— Поскольку ты моя жена и тебе больше восемнадцати, я думаю, это вполне законно.

— Нет. — Я поворачиваюсь к нему лицом. — Если бы я сделала что-то… и меня бы посадили?

— Хм, это интересно, — улыбается Мика. — Адвокат в тюрьме. Ладно, я тебе подыграю. Что ты сделала? Скажи: непристойное поведение в общественном месте. Пожалуйста, скажите, что непристойное поведение в общественном месте. — Он прижимает меня к себе.

— Серьезно. Что будет с Виолеттой? Как ты это ей объяснишь?

— Кей, это так ты хочешь сказать мне, что наконец-то порешила своего начальника?

— Гипотетически.

— В таком случае мы можем вернуться к этому вопросу минут через пятнадцать? — Его глаза темнеют, и он целует меня.

Пока Мика бреется, я пытаюсь собрать волосы в пучок.

— Сегодня идешь в суд? — спрашивает он.

Его лицо все еще горит, мое тоже.

— Да, сегодня днем. Откуда знаешь?

— Ты не втыкаешь себе в голову иголки, если не идешь в суд.

— Это не иголки, а невидимки, и они нужны, потому что я хочу выглядеть по-деловому, — говорю я.

— Ты слишком сексуальна, чтобы выглядеть по-деловому.

Я смеюсь.

— Будем надеяться, что мои клиенты не об этом думают. — Я пригвождаю непокорную прядь к волосам и опираюсь бедром о раковину. — Я хочу попросить Гарри дать мне что-нибудь уголовное.

— Отличная идея, — говорит Мика с легким сарказмом в голосе. — Я имею в виду, если у тебя уже есть пятьсот открытых дел, конечно же, стоит взять еще одно, которое требует еще больше времени и энергии.

Это правда. Будучи государственным защитником, я веду раз в десять больше дел, чем рекомендует ААЮ[25], и в результате имею в среднем меньше часа на подготовку дела перед судом. Почти все время я отдаю работе, я не обедаю, не беру перерыв на туалет.

— Если тебя это утешит, он, скорее всего, мне его не даст.

Мика стучит бритвой по раковине. Когда мы только поженились, я, бывало, подолгу с удивлением рассматривала маленькие кусочки волос, высыхающие в керамической чаше, думая, что смогу прочитать по ним наше будущее, как медиум читает судьбу по чаинкам.

— Твои внезапные амбиции имеют какое-то отношение к вопросу о тюрьме?

— Возможно, — признаю я.