— Руфь… — Грег взял ее за руки. — Я пока не могу ставить диагноз. Сейчас вызову «скорую»…
— «Скорую»?
— Чтобы отвезти его. Вы можете поехать с ними.
Руфь перевела взгляд на сына. Он слабо улыбнулся:
— Все нормально, мам. Остынь.
Пол нашел Руфь в вестибюле, отгороженном от коридоров больницы, где царила суета, низкой стенкой, уставленной поверху комнатными растениями. Она сидела с закрытыми глазами, на коленях — журнал. Худенькая, хрупкая женщина в модном костюме с короткой юбкой. Она казалась такой беззащитной.
Пол окликнул жену. Она открыла глаза, поднялась. Он раскрыл объятия, и она прильнула к нему.
— Мне страшно.
— Да что, черт возьми, происходит, Руфь?
— Сама не понимаю, Пол. У него берут какие-то анализы. С ним что-то… что-то ужасное.
Из глубины коридора появилась женщина. Она вела за руку ребенка лет восьми-девяти с ввалившимися глазами. Череп у него был голый, только на лбу поблескивала светлая челка, и трудно было определить, мальчик это или девочка.
Руфь всхлипнула:
— Они говорят о… У него взяли анализы крови, и я слышала, как один из лаборантов сказал, что это, возможно… — Она не решалась произнести последнее слово.
— Что, Руфь? — Пол нетерпеливо встряхнул жену.
— Рак. Лейкемия, — почти неслышно докончила она.
— Боже! Ты уверена, что речь шла об Уилле?
— Я… не знаю, Пол. — В ее глазах стояли слезы. — Помоги мне, Пол.
Он опустился на стул и усадил ее рядом.
— Лейкемия? О господи!
Пол взял ее за руку. Он пока не мог постичь весь ужас этого слова, которое до сих пор в его представлении связывалось лишь с кампаниями по сдаче донорской крови и документальными телефильмами. Но он знал, что лейкемия — это боль и смерть детей.
Руфь поежилась.
— Я должна была сразу понять, Пол. Но нет, я была слишком занята. Я видела, что он плохо выглядит, постоянно утомлен, но думала только о работе, о своей идиотской работе! — вскрикнула она, вырываясь из рук мужа. — Я — отвратительная мать. Мне вообще нельзя иметь детей.
Пол встряхнул ее.
— Прекрати. Прекрати, Руфь. Мы ведь даже еще не знаем, что с ним. Может быть, Грег Тернер просто перестраховался, направив его на обследование.
Кто-то остановился возле них. Врач. Под белым халатом — синяя рубашка и пестрый галстук.
— Здравствуйте. Я — Майк Гирин, гематолог. Извините, что заставил вас ждать.
— Что… — Руфь сглотнула. — Что с моим сыном?
— Ну… — Врач глянул в свои записи. — Окончательного диагноза пока нет. Пока, судя по анализам, можно сказать, что у вашего сына серьезные нарушения в крови.
— О боже! — прошептала Руфь.
— Что за серьезные нарушения? — спросил Пол.
— Его обследуют специалисты. Гематолог. Онколог. Уролог. Невропатолог. — Врач скривил губы в улыбке. Пол впервые видел, чтобы человек так улыбался. — Самые лучшие специалисты. Обследование крови уже проведено. Теперь мы ждем результатов остальных анализов. Если с ним что-то не так, мы это обязательно обнаружим. — Но глаза его говорили, что все уже обнаружено.
Часы показывали шесть, когда доктор Гирин вновь вышел к Руфи с Полом. На этот раз он пригласил их проследовать за ним в небольшую комнату с низким диваном и двумя стульями с прямыми спинками. На одном сидел врач, на вид старше Гирина. При их появлении он поднялся и протянул руку.
— Рад познакомиться с вами. Я — доктор Колдбек, заведующий гематологическим отделением.
Доктор Гирин занял второй стул.
— Итак, — начал он, — полагаю, нет смысла ходить вокруг да около. Как мы и подозревали, Уильям серьезно болен.
— По всем признакам у него ОЛЛ, — продолжил доктор Колдбек. — Острый лимфоидный лейкоз.
Руфи показалось, будто ее подвесили на непрочной веревке над глубокой пропастью. Под ногами — только темная холодная пустота.
— Лейкемия ведь почти неизлечима? — промолвила она.
— Вовсе нет. ОЛЛ хорошо поддается терапии. Мы постоянно изучаем эту болезнь, в связи с чем шансы на выздоровление значительно возрастают. На сегодняшний день восемьдесят процентов больных ОЛЛ выздоравливают.
— Это абсолютно точный диагноз?
— Боюсь, что да. Данные анализов крови достаточно убедительны. Как только станут известны результаты пункции костного мозга, сразу начнем лечение.
— На что он может рассчитывать? — осведомился Пол. — В настоящий момент ничего другого мы не способны усвоить.
— Многое зависит от самого больного и от того, как он будет поддаваться лечению, — объяснил доктор Колдбек. — Но ОЛЛ весьма чувствителен к химиотерапии.
— Но ведь химиотерапия дает побочные эффекты? — спросил Пол.
— Да, при интенсивной химиотерапии разрушаются как раковые клетки, так и костный мозг, — спокойно подтвердил доктор Гирин. — Если разрушение достигает критических масштабов, приходится искать здорового донора для пересадки костного мозга.
У Руфи задрожал подбородок. Она, почти ничего не видя, смотрела на врачей, сыпавших медицинскими терминами, от которых у нее гудела голова. Трансплантация костного мозга… химиотерапия… Какое отношение все эти слова имеют к Уиллу, к жизнерадостному Уиллу, для которого она не находила времени, хотя и подозревала, что он нездоров?
— Я замерзла, — промолвила она. — Мне очень холодно.