Сыботин рассмеялся, удивляясь не столько ее памяти, сколько способности во время найти сильное, меткое сравнение.
— Мне и самому не хочется, Игна. Обидно, понимаешь, вот-вот пустят завод, все будут радоваться, а меня с ними не будет. Да разве от нас это зависит? Как решат товарищи. Не капитуляция это, не дезертирство, а выполнение приказа!
— Приказ мы и без тебя выполним, а для тебя здесь места нет! Понял?
Сыботин молчал, довольный поведением жены. Он радовался тому, что она теперь сама без советов и убеждений понимала, в чем суть дела. Главное же, его радовало то, что Игна, не боясь признаться в этом, начинала жить жизнью завода.
— Вопрос, конечно, еще окончательно не решен. Главный инженер сказал, что надо все хорошо обдумать.
— Еще не решен, надо обдумать, — передразнила его она. — Если ты будешь прохлаждаться и не дашь им пинка, они быстро решат. Хватит! И так тебя чуть вокруг пальца не обвели…
Игна схватила его за руку и стала стаскивать с кровати.
— Слышишь? Сейчас же вставай и беги на завод, а то скоро светать будет. Пойдешь и скажешь, чтобы искали другого, что ты не можешь, отвык от сельских дел! Мало у них кооператоров работает?! Есть и звеньевые и бригадиры. Пускай их и повышают, а ты на заводе расти будешь!..
Сыботин не шевелился. Игна так толкнула его, что ему стало больно.
— Ты слышишь? Не заставляй меня идти туда самой. Если я пойду, так я с ними по-своему поговорю!..
«Пусть толкает», — думал Сыботин. Ему теперь не было больно ни от ударов, ни от ее слов. Он был рад и доволен: его жена, Игна, вспыльчивая и вздорная, наконец-то, вышла на верный путь, поняла, что он ведет к счастливой и хорошей жизни.
За дверью послышались шаги. Они переглянулись в недоумении: «Кто бы это мог быть?». На площади взревел грузовик и все смолкло. Светало.
— Мама, это я, — послышался голос Янички.
Игна испугалась, вскочила и побежала открывать дверь.
— Что случилось? Почему одна бегаешь по ночам?
— Я не одна, мамочка! — рассмеялась Яничка, глядя на застывшее в тревоге лицо матери.
— Опять прихватила этого арестанта?
— Да, нет, мама.
— С кем это ты ходишь по ночам?
— С… — девочка смущенно оглянулась, и мать увидела сына Тучи.
— А-а!— произнесла Игна. Буря утихла, но не улеглась — С Тучкой, значит?
— С Тучкой белой, — еще веселее засмеялась Яничка.
— Так что же вы стоите? Входите! Аль случилось что? Не выгнали тебя, случайно, из техникума, что ты ночью прискакала, умница моя?
— Пока нет, мамочка! Весь техникум привезли убирать кукурузу.
— Чтобы помочь селу, — подхватил светловолосый, подвижный, легкий, как облачко, юноша. — Сейчас только приехали на машинах.
«Бедняга, своего дома нет, вот и приходится ему ночевать у чужих людей!» — подумала Игна. — «Хорошо, что мы свой дом не продали». И опять пригласила:
— Входите, входите! Покушаете, отдохнете, а потом и на работу.
Уже одетый, Сыботин вышел на кухню и сказал, обращаясь к жене, хлопотавшей у очага.
— Теперь все время так будет. Каждый день будут приезжать с завода. Кто бы ни был председателем, самое трудное позади. Сейчас легче станет.
47
Был уже конец октября, а кукуруза еще стояла на полях. Лишь кое-где она была убрана и сложена в кучи. Несколько дней шли сильные дожди, и она уже начала преть. Еще один такой дождь, и пропадет весь урожай. На колхозном дворе тоже возвышались пирамиды неочищенных початков. Под навесом и просто на земле лежали неубранными горы кукурузных зерен. Их тоже мочил дождь. Казалось зерна, омытые дождем, весело улыбались солнцу, показывая яркие янтарные зубы, словно хотели сказать:
«Мы так хорошо созрели, в нас столько солнца, что нам не страшен и снег. Уберите с поля початки и ни о чем больше не думайте. Да только, видно, некому их очищать, а скотина сама нас найдет».
К общей радости, выслали было кукурузный комбайн, да он поработал один день и испортился. Обещали выслать еще один, но его перехватили где-то на пути в Орешец.
— Так и будет, пока не пришлют настоящего председателя. В том кооперативе председатель горой за своих, стоит, вот и получили комбайн. А нашего ищи свищи…
Народу подходило все больше и больше. Так стихийно возникло собрание.