Цветины луга

Через два дня пришла телеграмма из центра: прекратить корчевку деревьев и подыскать под машинный парк другое место. Но половина сада была уже уничтожена, а ореховые деревья все до одного лежали мертвые. Какая участь ожидала село, которое хотели лишить последней половинки легкого? Туча, который спас эту половинку, вернул себе любовь родного села. Кто другой мог заступиться за их Орешец? Кто может защитить его, спасти? В этой битве село, принесенное в жертву индустриализации, обречено на медленное умирание!

8

Кооперативному хозяйству села Орешец прислали машины. Вместе с ними прибыл и сам товарищ Солнышко. На хозяйственном дворе кооператива было людно, и, как всегда, преобладали женщины. Солнышко хотел задобрить их. Он ожидал, что все обрадуются машинам. Еще бы! Ведь другим селам, где тоже не хватало рабочих рук, государство не могло оказать такую помощь. Он видел, как постепенно светлеют лица людей, обступивших машины. Вертелся в толпе, заговаривал с крестьянами:

— Как видите, мы тоже свое дело знаем. Не дадим вас в обиду. Узнали, что нуждаетесь в помощи, и вот вам, пожалуйста, — фуражемешалка, трактор ДТ-54.

— Какой же фураж молоть, когда его нет?

— Нет, так будет! Вырастите!

— А где его растить, когда вы землю забрали? Фураж-то ведь на земле растет, а не с неба падает!

— Хорошие машины! Только что будем пахать? Камни?

— А почему бы вам не разбить террасы на склонах холмов?

— В жизни не слыхал а, чтобы кто выращивал фураж на террасах.

— Сады, виноградники посадите там.

— Чтобы вы их у нас отобрали?

— Все, товарищи! Кончено! Успокойтесь! Что было, то прошло! Ваш вопрос рассмотрело правительство, и теперь мы оставляем в покое ваши сады. Можете работать спокойно.

— Да, теперь можем работать! А когда мы их не отдавали, вы будто с цепи сорвались!

Трибуна была украшена цветами. Солнышко должен был с нее держать речь, но люди осаждали его со всех сторон, и он никак не мог пробиться к трибуне.

— Товарищи, довольно. Потом будете задавать вопросы! — старался перекрыть шум Дянко Георгиев. — Дайте дорогу товарищу секретарю, пропустите его к трибуне.

Но все новые люди преграждали дорогу Солнышку, он нырял в толпе, как в облаках, то выплывая, то снова пропадая из виду. А тем временем народ запрудил весь двор и собрание началось. Впервые оратор не смог подняться на трибуну, чтобы оттуда, свысока, читать нотации и критиковать. Его держал в плену взбудораженный народ, который задавал ему вопросы и тут же требовал ответа.

— Скажи, как, по-вашему, мы должны жить? — спрашивали его.

— А кто ты такая? — спросил Солнышко с издевкой.

— Ну женщина, болгарка! — ответила Игна.

— Я вижу, что женщина, но какая?

— Обыкновенная! — отрезала Игна. — Или я должна быть какой-нибудь особенной, чтобы ты мне ответил? Орденов не имею. Мои ордена — ребенок и руки! — показала она свои когда-то красивые, но огрубевшие от тяжелой работы руки. — Смотри, вот я вся!..

Солнышко смотрел на ее руки, но где ему было увидеть, что они похожи на вспаханное поле, все изрезанное бороздами, что эти натруженные руки вобрали в себя весь мир. Линии, перекрещивающиеся на ладонях, напоминали опустевшие сельские дороги, мозоли — голые холмы. Ему и в голову не пришло, что руки Игны — та же земля, и что, отобрав у села землю, его лишили рук. Солнышко только возмутила ее дерзость.

— Кто она такая? — спросил он нового председателя.

— Ее муж работает на заводе.

— А, так это жена того двурушника, Тучи? — вскипел Солнышко и, больше не слушая председателя, набросился на Игну. — Теперь мне ясно, кто ты такая! Твой муж бунтует на заводе рабочих, а ты здесь — женщин?

— Нет! Ее муж — тихий человек, Сыботином его зовут. Ты что-то путаешь!

— Все равно! — уже не мог остановиться Солнышко. — Так какие у тебя заслуги?

— Вот! — Игна протянула руки ладонями вверх. — Перед землей. Разве это не заслуги?

— Ты член партии?

— Нет! — отрезала Игна. — И не желаю быть в такой партии, которая отнимает у людей кусок хлеба!

— Слушай! — набросился на нее Солнышко. — Да как ты смеешь оскорблять партию, которая ведет, которая руководит…

— Я не оскорбляю партию. Это вы ее оскорбляете. Вы сами не знаете, что делаете!

— Так ты нас еще и дураками выставляешь?

— А что? Разве ж можно назвать вас умными за то, что вы натворили? Да хоть бы нас спросили, а то раз-два и готово! А теперь «Вот он — ваш сад»! Да на кой прах нам этот сад, коль деревьев-то столько погублено? Кто нам заплатит за убытки? Ежели есть правда на свете, так надо бы тебя заставить отдуваться за все!

— Хватит! Прекрати! — кричал на нее Дянко Георгиев.

Но Игна не прекращала.

— Почему — хватит? Пусть говорит! Говори, Игна! Пора им понять, что мы не позволим над собой измываться!

— Товарищи! — кричал Солнышко, а сам все посматривал на трибуну. — Успокойтесь! Я вам отвечу. Дайте мне возможность ответить!