Цветины луга

— Еще когда твоя жена комом земли огрела меня по голове, — сказал ему как-то инженер, — у меня мелькнула мысль, что она права. Но ты ведь знаешь, как у нас делается. Твоей жене цены нет. Почему ты не возьмешь ее сюда?

— И слушать не хочет! — смеялся Сыботин. — Говорит: «Крестьянкой родилась, крестьянкой и умру».

— Дочь полей! — промолвил инженер, и с тех пор Сыботин часто повторял про себя эти слова: «Дочь полей». От них веяло чем-то хорошим, родным — запахом спелых хлебов, цветущих яблонь, молодых орехов.

«Дочь полей», — сказал он сам себе и сейчас, увидев ее счастливое лицо, открытый смелый взгляд и улыбку. Улыбку не рабыни земли, а… дочери полей.

— Ой, ой, ой! Плащ на плечах, а промок до нитки, — и Игна тут же сняла с него черный плащ, вода с которого текла по брюкам, вытряхнула его с порога и повесила за дверью.

Сегодня ему не пришлось ждать ужина. Все было готово. «Вот так бы и всегда! — подумал он, присаживаясь рядом с дочерью перед очагом и любуясь женой, хлопотавшей у стола. — Пусть себе работает в правлении на здоровье, но и о муже забывать не следует».

Он радовался, что жена нащупала ту золотую середину, которая удерживала ее от перегибов, не в пример тем женщинам, которые ради общественной работы забросили дом, разбили семью.

«Умница! Умница у меня Игна!» — думал Сыботин, а сам спрашивал Яничку:

— Ну, как машины? Расскажи!

— Работают, папа. Мы всей школой ходили смотреть. И на берегу работают. Видел, какие террасы насыпали?

— Нет, не видел. Темно было.

— На склонах Йошина холма теперь все ступеньки, ступеньки, а мы засадили их деревьями. Директорша Мара говорила, что будет как в Швейцарии. Ты знаешь, какая Швейцария?

— Швейцарию не знаю, а до Германии доходил. В войну пришлось побывать и на германской земле.

— Пап, правда то, что в школе говорят?

— Что говорят?

— Будто ты нам послал машины!

— Вот те и на! Да я что — фабрикант?

— Не-ет! Говорят, что ты поднял стачку и сказал: «Или машины пусть нас заменят на селе, или завода не будет!..»

— Ну, положим, такого я не говорил.

— Тогда скажи, обязательно скажи, если не говорил!

— Разве этому вас в школе учат?

— Нет, но каждому хочется, чтобы его отец был героем. Ты участник борьбы против фашизма и капитализма?

— Нет!

— Не-ет? — разочарованно протянула дочь и недоверчиво глянула на отца. — Ты говоришь неправду?

— Нет, правду! Я был крестьянином, обрабатывал землю и на железной дороге работал. Разве мало того, что я честно трудился столько лет?

— Нет, не мало. Но ты мне скажи, а партизаном ты был?

— Не был.

— А связным был?

— Тоже не был.

— Тогда, значит, ты был фашистом?

— Не был я фашистом. Я честный болгарин, всю жизнь трудился на земле.

— А я признаю только две категории: или фашист, или коммунист.

— Яничка, что за глупости ты городишь?

— Эх, мама! Папа ведь заслуживает быть коммунистом. Почему он не коммунист? Мы пионеры, завтра будем комсомольцами, а потом коммунистами. Я стану коммунисткой, а мой отец нет. Разве можно, чтобы папа был ниже меня?

— А ты, никак, волнуешься, что тебя не примут из-за социального происхождения? — засмеялась Игна, а Сыботин засмеялся тому, что жена изрекла слово «социальное».

Раньше такие слова можно было услышать только от мужчин да от учительниц. У Игны была в запасе горстка слов, с помощью которых она выражала свои нехитрые мысли. И вдруг — «социальное происхождение»! Теперь перепалка шла между матерью и дочкой. Яничка нахваталась готовых фраз, могла и речи держать. Этому их учат в пионерской организации.

— Вовсе нет, мама! Просто мы, подрастающее поколение, хотим, чтобы не стыдно было за родителей. Мы собираемся перевоспитывать родителей в духе марксизма-ленинизма…

— Ты полегче! Ишь, разошлась! — сказала мать со смехом, хотя ее разбирала досада.

— Но почему? Директорша нам говорила так: «Растет завод, а вместе с заводскими трубами растете и вы, и ваши родители!..»

— Ну, а теперь ужинай и ложись спать. Чтобы вырасти, нужно есть и спать.

— Я не о том. Вырасти — стать гражданкой.

— И гражданкой станешь, ежели рано будешь ложиться спать! — и Игна села рядом с Сыботином, затаив в душе тайну, как когда-то девушкой прятала за пазухой яблоко, а Сыботин, бывало, уставал гоняться за ней, пока отнимет.

Ужинали под монотонный шум дождя вперемежку со снегом и бормотание Янички, сердечко которой было растревожено необыкновенными событиями: село хочет жить так, как жило спокон веку, а завод говорит ему: «Нет! Ты будешь жить иначе! Простись с дедовскими нравами. Дай мне твою землю, и я тебе воздам стократно!» Яничке, как и ее матери, многое было непонятно, и никто, ни одна душа не могла ей помочь. А так хотелось все-все знать!