Цветины луга

Раздались аплодисменты и крики «ура». Тучу дергали то справа, то слева:

— Поздравляем! Раз тебя взяли — завод будет.

— И нам не так будет больно! — говорили, окружая его плотным кольцом, орешчане. — Когда свой бьет, меньше болит!..

— Большего наказания не могли придумать! Для меня это равносильно распятию, — вздохнул Туча.

Но толпа уже хлынула к месту закладки первого камня.

Министр громко читал:

«В лето 1958, месяца октября, в 12 часов дня, по решению партии и правительства Народной Республики Болгарии и по воле народа в присутствии свыше тысячи человек местных жителей на Цветиных лугах у села Орешец заложен первый камень главного корпуса завода.

Да пребудет в веках дело социализма и коммунизма!»

Он вложил письмо в бутылку и передал ее рабочим. Они поставили ее в специально устроенное для этой цели углубление и зацементировали.

Потом министр поздравил инженера — директора будущего завода и Солнышко, который протянул руку первый.

— Невозможных вещей нет! Я верю, что скоро мы снова встретимся и посмотрим друг на друга новыми глазами.

Туча улыбнулся и посмотрел вверх, на небо… Солнце жарило. Даже в самый страшный зной на поле он так не обливался потом.

«Эх, небо, небо! И к чему это ты так рассинелось? Нет ли у тебя туч с громом?! Разгремись, пролейся дождем, да таким, чтоб река вышла из берегов и снесла все — и следа не осталось!»

Он почему-то был убежден, что рано или поздно здесь снова будет луг, цветы и косари будут снова траву косить. Теша себя этой надеждой, он влился в круг танцующих хоро, подав одну руку Солнышку, а другую министру.

— Поглядите на нашего Тучу! Вот он, оказывается, как горюет! Дорвался до лакомого куска, и горе как рукой сняло!

— Предатель! — пронеслось среди орешчан.

— Не спешите обвинять! Туча потому и туча, что хоть и низко падает, а высоко поднимается! — защитил его огромный Сыботин и тоже примкнул к пляшущим.

После танца обоим полегчало. Словно вся мука, терзавшая их души, испарилась вместе с потом. Они молча переглянулись, каждый из них читал по глазам мысли другого.

— Ничего не поделаешь! Пускай корни, чтоб и мы за тебя могли зацепиться! Возьмешь меня на завод? — спросил Сыботин и как бы назло своей жене стал первым рабочим завода.

— Видали дурака?! — набросилась на него Игна.

— Как ты не понимаешь, что завод — это наш хлеб. Разве наш голоштанный кооператив может нас прокормить?

Сыботин, муж Игны, с молодых лет работал на железной дороге. Каждое утро, в грязь и туман, снег и дождь с торбой за плечами шагал он напрямик через Челебийский лес к железнодорожной станции Бабинцы. Брал молоток, кирку, лопату и шел на свой участок пути. Разбивал камни, насыпал на полотно щебенку, рыл канавки для стока воды. Работал и аккордно, и поденно, немало сил ухлопал. Порой, когда надо было менять рельсы или шпалы, он входил в бригаду рабочих. К вечеру весь измочаленный, перекинув через плечо пустую торбу, перебирался вброд через речку и шел прямо на виноградник. Домой попадал уже затемно.

Что бы ни делала Игна днем, она старалась управиться с ужином до прихода мужа. Чтобы можно было сразу сесть за стол, поесть и поскорее лечь спать, потому что рано утром обоих ждала работа: ему надо было идти на станцию Бабинцы, ей — в поле. И так изо дня в день…

Прислушиваясь к грохоту проходящих поездов, Игна думала о своем муже Сыботине. «Как он там? Наверно, бедолага, обливаясь потом, ворочает камни или рельсы». Она знала, что работа у него не из легких. Ей не раз приходилось видеть, как он вместе с другими рабочими насыпал щебенку или менял грязные промасленные шпалы. А когда приближался поезд, рабочие убегали с линии в последний момент. Ее пугал звук гудка: вдруг это Сыботин невзначай очутился под колесами поезда. И, придя домой, Игна не уставала повторять мужу, чтобы он был осторожен.

— Это тебе не телега, сразу не остановишь. Чтобы эдакая махина остановилась, надо тормозить метров двести. Ты же знаешь, что случилось с Киро из села Големо Бабино из-за какой-то там несчастной кирки? А буйволицу Пашкуловых — переехал ведь поезд-то, чтоб ему пусто было!

Она костила поезда и была уверена, что если бы не ее муж, то они и не ходили бы вовсе. Иногда их пыхтенье пробуждало в ней и хорошие чувства, веру, что когда-нибудь и она, как ее Сыботин, который иногда прокатывался бесплатно на площадке товарного вагона от станции до села, сядет в поезд и поедет далеко-далеко поглядеть на белый свет.

— А обо мне ты подумал? — завела речь Игна, когда они перешли реку и впереди показалось село. — Столько лет все одна да одна! Сама ребенка родила, сама высмотрела! Ты — то в солдатах, то невесть где на заработках, а я и за ребенком смотри, и в поле работай! Для людей наступила свобода, а для меня ее нет и не будет!