Цветные миры

Два месяца спустя по невыясненной причине произошли беспорядки в Гарлеме, где были разграблены и разрушены магазины. Судя по всему, даже сами участники бесчинств не отдавали себе отчета в топ, что к почему происходит. В действительности же это было продолжением тех событий, которые побудили президента Рузвельта допустить негров в промышленные предприятия. В этом сказалось одно из последствий всемирной колониальной эксплуатации цветных. Черные жители Гарлема подвергались постоянной эксплуатации. Они нуждались в хлебе и работе и, конечно, желали, чтобы полиция реже пускала в ход свои дубинки.

За исключением небольшой части зажиточных негров, вся масса цветных тружеников была загнана в самые захудалые кварталы и дома с непомерно высокой квартирной платой. Здесь продавали, да и то по вздутым ценам, те шанцевые продукты, которыми уже нельзя было торговать в других районах города. Школы Гарлема были переполнены; преподавали в них неквалифицированные педагоги, дисциплина была ниже всякой критики. В лавках, набитых покупателя ми-неграми, для цветных не находилось работы, разве только в качестве сторожей или прислуги. Против азартных игр, открытой торговли наркотиками и проституции не велось никакой борьбы, и наживались на всем этом главным образом белые рэкетиры. Торговцы грубо обращались с неграми, а полисмены всегда были готовы жестоко избить их. В напряженной обстановке скрытого недовольства и глухой вражды малейшая вспышка могла сразу же перерасти в бушующий пожар. Так и случилось. Торговые кварталы на 125-й улице были наполовину разрушены; ущерб от погрома достиг миллиона долларов. Таков был ответ черных жителей Гарлема, доведенных расовой дискриминацией до полного отчаяния.

Судья Ревелс Мансарт был особенно расстроен беспорядками в Нью-Йорке, и прежде всего потому, что по своему служебному положению был самым непосредственным образом связан с этими событиями. Кроме того, его заботила судьба сына, Ревелса-младшего, К 1942 году молодой Ревелс достиг призывного возраста, и его могли взять из колледжа в армию. Обеспокоенные этим обстоятельством родители Ревелса хотели, чтобы он пошел на курсы офицеров, но сам Ревелс был против. Родители в глубине души упрекали себя за то, что в свое время не подыскали Жилого района и среды, наиболее благоприятных для развития сына с тем, чтобы у него были хорошие друзья и свои интересы. Но где все это искать? Кто бы пожелал иметь в близком соседстве негритянскую семью независимо от ее общественного положения и личных достоинств?. Появление такой семьи в белом квартале вызвало бы обесценение недвижимой собственности и вспышку анти-негритянской истерии, что привело бы к бойкоту, а может быть, даже к прямому насилию.

Но допустим, что с этой стороны все обошлось бы благополучно; как, однако, добиться дружбы, добрососедских отношений и общественного признания? Кто из белых соседей позвал бы их к себе на чашку чая, к обеду или на вечернику? Они непременно оказались бы в изоляции. Старшие Мансарты, возможно, и перенесли бы это испытание, ну а как быть с вспыльчивым восемнадцатилетним юношей? И если так обстоит дело в окрестностях Нью-Йорка, то разве лучше будет где-нибудь в Новой Англии, на Среднем Западе или в Калифорнии? В Лос-Анджелесе господствует «система Джима Кроу»; не отстает от него и Портленд, в штате Орегон. Многие профсоюзы Сан-Франциско не принимают в свои ряды негритянских рабочих, а весь Юг одержим духом кастовой розни и расовой вражды.

Мансарты в свое время даже подумывали об эмиграции. Но куда? Канада не впустила бы их к себе, а Мексика приветствовала бы их появление лишь при условии, если бы они были богаты и не нуждались в работе. Что касается Европы, то там вообще было крайне неустойчивое положение, а конкуренция среди молодежи выражалась в очень острой форме. Поэтому самовольное вторжение туда иностранцев, и особенно представителей другой расы, было обречено на неудачу. В Южной Америке открывались кое-какие перспективы, но существующие там политические условия и бедность населения страшили Мансартов. В Вест-Индии классовые схватки и расовая вражда достигли такого накала, что иностранцам нечего было рассчитывать на мирную и счастливую жизнь. Размышляя так, Мансарты радовались, что у них только один сын. И вдруг на них обрушился неожиданный удар — Ревелс-младший вступил добровольно в авиацию.

Юный Ревелс как-то прочел статью о воздушной эскадрилье молодого офицера-негра — полковника Девиса. В один прекрасный день, вернувшись домой после встречи в Гарлеме с курсантами военного училища, он спокойно заявил родителям, что записался рядовым в военно-воздушные силы и уезжает в Таскиги для прохождения подготовки. Мать пришла в ужас и всячески пыталась удержать его от столь рискованного шага. Но отец отнесся к этой новости философски.