Цветные туманы

– Не говори ерунды, Архип! Просто я уважаю свою жену! – хмурился Альберт.

– Ну, не серчай на правду! Так я и говорю: ты настолько уважаешь свою жену, что трясешься, как овечий хвост, завидев её, – смеялся Архип и хлопал друга по спине.

– Нам с твоей Люсей не жить. Хотя, надо признать, она у тебя на любителя… Главное, тебя она устраивает, – соглашался Виктор Павлищев, тоже бывший одноклассник Альберта, работающий в должности завхоза. Альберт слышал в этих фразах иронию и насмешку. Конечно, его приятели сравнивали изящную светловолосую Ольгу с неуклюжей Люсей. Их улыбки напоминали о том, что он потерял по собственной вине. Это злило Альберта.

– Стоит мне захотеть, я верну Ольгу. Надо только, чтобы дочка немного подросла. Её жалко бросать, – важно отвечал Альберт, захмелев после пива. Но приятели снова смеялись.

В их словах была правда. Люся устраивала Альберта.

Своим отношением она напоминала ему утраченное чувство надёжной материнской любви. Люся всегда знала, как правильно поступить, что лучше одеть, с кем дружить, а кого стоит опасаться. Рядом с ней не надо было не о чем беспокоиться. Все важные решения Люся брала на себя. Альберту только оставалось спокойно работать и вносить свою зарплату в общий семейный фонд. Он хранился в маленьком встроенном сейфе. Им также ведала Люся. Только она знала шифр.

– Люсенька, милая! Дай мне пять тысяч рублей на подарок маме ко дню рождения! – спрашивал Альберт у жены.

– Пять тысяч? Да ты с ума сошёл? Мне, конечно, не жалко денег, но у твоей матери всё есть! Кстати, мы только недавно покупали ей помаду ко дню учителя. Вот возьми тысячу рублей, купи ей букетик цветов, этого будет достаточно! – отвечала Люся, открывая сейф и выдавая деньги. Любые денежные траты на свекровь очень раздражали Люсю.

Альберт любил мать и тяжело пережил её ранний внезапный уход. Его мучило чувство вины за то, что почти не навещал мать, пока она лежала в больнице. Но в это время захворала Люся, которая была на больничном, и требовала, чтобы муж постоянно сидел возле неё. Разве мог Альберт отказать своей заботливой жене в такой малости? Разве мог он предположить, что мать скончается в больнице?

Покойная Лилия Антоновна даже после своей смерти напоминала сыну о себе в беспокойных мучительных снах. «Эх, Алик, мой Алик! Как редко я вижу тебя… – слышал во сне он тихий голос своей матери. Альберт просыпался и мысленно давал себе обещание съездить на могилку матери и положить свежие цветы. Но наступал день, он так и не осмеливался спросить разрешения своей жены. А поехать на кладбище без её разрешения было немыслимо.

Когда он перебрался в квартиру к своей жене, то сразу понял, что его частые визиты в материнскую квартиру Люсе не по нраву. «Была бы твоя мать любящей, то отдала бы свою квартиру нам. А то живёт, как барыня в огромной квартире! А коли она тебя не любит, то стоит ли так суетиться перед ней?» – говорила Люся. Она умела говорить так убедительно, что Альберту стало казаться, что так всё и обстоит.

Он погружался в пучину детских обид и тревог, находя там новые и новые подтверждения слов жены. Мать всё время отдавала своей учительской работе, а ему не уделяла должного внимания. Она всё время шепталась о чем-то со старшей сестрой, а он, несчастный и брошенный ими, плакал в своей комнате. И сколько бы теперь мать ни старалась, ей не удастся восполнить то ужасное невнимание к младшему сыну.

Он очень страшился одиночества. Ему был необходим человек, служивший своего рода спасательным якорем, не дававшим болезненному воображению улететь в коварные дали, сулившие безумие. Раньше этим якорем была мать. Её суждения, оценки, советы Альберт впитывал в себя и судьба благоволила к нему. Именно мать первой заметила талант сына, отдала его в хореографическую студию, она посоветовала продолжать учиться и помогла ему получить высшее образование.

Когда он познакомился с Ольгой, мать одобрила их дружбу, только тогда Альберт позволил своему чувству развиться и начать думать о женитьбе. Мать была компасом, указывающим правильное направление. Один материнский взгляд, укоряющий или одобрительный, брошенный случайно или сурово направленный на него, означал многое для Альберта. Материнская улыбка, ласковое слово, жест в сторону сына, были желанной наградой. Увидев мать в обществе сестры или подруги, он ощущал себя словно обокраденным. Будь его воля, он вечно сидел бы у ног матери и не допускал бы до неё ни единого человека.

Переселившись к Люсе, Альберт долго привыкал к новой обстановке, к новым домашним устоям. Его внутренний компас сбился и стрелка заметалась по полю сознания. Люсе было безразлично то, чем дорожила мать. Её жизнь протекала по другому руслу. Однако она умела подвести под свое поведение такие жесткие основания, что Альберту стало казаться, что права именно она. А всё, что было до Люси, истончалось, таяло и становилось эфемерным и надуманным.