Цветные ветра

А они в пыли, в крови и в пене — ходят. Рты не закрываются.

Мечется в телеге Калистрат Ефимыч, за руки, за плечи Никитина хватает.

— Кузя!… Не выдавай!… Микитин, ты-то чево? ты-то!…

Темным пламенем горит глаз. Смотрит через борцов, через юрты. Не отвечает Никитин.

— Кузя, ты ево, ты ж!…

Ходят борцы. Весь день ходят. Весь день ревут на лошадях киргизы.

Вечер.

Ушли офицеры — устали. Казаки на конях дремлют.

Солнце — усталый борец — подходит к тайге. Ветер в золотом бешмете несется по котловине, сонный ветер, усталый.

Гикают киргизы, кричат:

— Кончай, Докай, славный батырь, кончай!

Гудят, ревут мужики:

— Буде, Кузя, буде, родной!… Крой его, стерву!

Обернулся Кузьма и, не шевеля ртом, сказал:

— Си-ча-ас…

Ослабли руки, и дернул от себя тело Докая, а потом грудью — хряс. Как щепа переломилась пыль над головой, туман розово-золотистый.

Заревели мужики:

— Так ево, та-ак…

Кинулись к песку, пыль сорвалась — опять на земле. А на земле, скрючив руки и запрокинув голову, поборотый Кузьма.

Над ним Докай, оперся в грудь его, подняться сил нет. Пальцы скрючены в опояске.

Гикают радостно киргизы:

— Солай, э-эй!… Поборол русского! Э-эй!…

К мужикам Наумыч.

— Кузя-то, парни, отошел!

— С надсады?

— Эх, ты-ы!… — крикнул Наумыч.

И ножом в усталый глаз Докая! По телу Кузьмы пополз Докай на землю.

В лошадях закричали:

— Кро-ой, православные!…

И топот. И рев в топоте, как пыль — алый…

С разбитою головою на арбе киргиз. Юрты в крови.

Небо багрово. Лошади ржут. Травы в криках:

— Степша-а!…

— Ре-ежь!…

— Не спрашивай!

— Режь!…

Топор в голову, как в гнилое полено. Аракчин на голове — не расколешь.

— Не бей топором в плечо — в голову бей!

— Офицера-а!… Офицера!… В погон ево, стерву, бей в погон!

Ра-аз! Топор по погону! Вместе с плечом погон полощется кровью.

— Получай генеральство!… Патронов мало — бей колом.

— Кабинетскую землю хочешь?

— Получай!

За юрты прячутся киргизы. За кучи кизяка, в табуны.

— Скотину не трожь!

— Скотина годна!…

В арбах скрипят. Визжат. Бегут по котловине арбы. Бегут киргизы. Как комар от дыма.

Табуны бегут. Никнут в топоте кровавые травы,

— Скотину не пушшай!…

— Ладно-о!…

— Волки задерут!

Киргизы по котловине. Киргизы в камыши,

— В камышах стреляют. Офицер!… Солдаты!…

— Окопайсь!…

— Микитина сюда, Микитина!…

— Э-э-ой-ой, товарищи!

— Держись!…

Небо на земле. В озеро кровь льет. Кровь вяло пахнет.

Спускаются с холма медленно, неторопливо четырехугольные. Тихо позвякивают фургоны. Они объемистые, они подберут. Немцы.

И еще — степь… Бежит. Пески бегут.

Котловина, лога…

Кошма под ногами. Ноги мнут кошму. Ноги сорвали кошму.

Лошади рвут вожжи. Телега рвет землю.

Синебородый, огромный, мечется в телеге.

— Одно-о, Микитин, землю-ю!… не дадим!… Мики-тин!… гони-и!…

Несется синяя телега. На колесах кровь, мясо, пески, травы…

— Гони-и!…

Гонит Калистрат Ефимыч лошадей. В крови гривы. Облака над степью — алые гривы.

— Товарищи-и!… Тише, товарищи!…

— Гони, Наумыч, бей!

Камыши стреляют. Озеро стреляет. Над озером плачутся утки.

Руки Калистрата Ефимыча на топоре.

— Гони!…

— Землю тебе-е?…

— Кузьку-то… Кузьку!…

За телегами — телеги, телеги… Лошади… Винтовки… Пулемет…

— Зачем оружие? Как смели применить оружие? — спрашивает Никитин.

Камыши горят. Стреляют. Телеги ломаются на телах убитых, как на корнях. Седла на земле. Кошмы. Турсуки, овцы блеют, напуганы…

— Бе-ей!…

— Микитин, к камышам тебя. Микитин!…

По юртам телеги. Грохочут. Небо грохочет, ветер грохочет.

Камыши горят. Кровью горят бороды,

— Выживем!

— Выйдут!

Травы горят. Небо в дыму.

— Траву!…

— Не уйдешь!…

— Микитин!…

— Ми-ки-и-тин!…

Гарь в земле. Бегут киргизы, бегут. По котловинам, в степи…

— Бисмилля!… Бисмилля!… Уй-бой!…

— Карагым!… Ченымау!…

— Бей!…

— Крой на мою голову!…

Из камышей с поднятыми руками офицер и солдаты. В камышах — дым, треск. К озеру на телеге Никитин:

— Товарищи, не трогайй!…

Офицер впереди, этот офицер впереди всегда. Раз ты впереди — получай, поручик Миронов!

— Бра-атцы!… На земле офицер.

— Чужие земли раздавать?…

На документе — поручик Миронов. И еще — в кобуре наган. Сгодится. Никитин на телеге.

— Расстрелять!… Самоуправство! Кто тут посмел?

Нет никого. Степь. По степи киргизы. Киргизов надо догонять.

На коленях солдаты. Руки кверху.

— Э-ей!… Конвой!…

Какие конвои! Степь горит. Камыши горят. Треск на небе. Облака горят. На топоре рука…

— Кро-ой…

Эй, земля хмельная, убийца! Лошади хмельно мечутся. Давай лошадь! Не эту, так другую!

— Куда, Никитин?

— Поеду! Удержу!

Куда удержать: раз небо горит. Раз озеро горит. Раз земля горит. Раз сердце земное…

Лошадь боится синебородого — несет. Топор за поясом, лошадь за поясом.

Разве удержишь…

— Кро-ой!…

Медленно, спокойно шли длинные фургоны по следам. Лежали там ровно сложенные кошмы, меха, седла. Гнали четырехугольные, крепкие и немногословные люди крепкие стада: лошадей, овец. Медленно, неторопливо. Ночь длинная — зачем уставать? Волки огня боятся. Торопиться не стоит.

XXXVI

Заперли шамана в загон. Подох в загоне теленок, выволокли его на назьмы, за заимку, волкам и собакам. Вместо теленка — шамана.

— Пленный, — сказали.

И поставили часового.