Цветочек аленький (СИ)

— Да разве ж мужи старые, твоего Игоря к кронам вязали? Ты ж супротив них зло думаешь. Да и честней будь, пред собой хотя бы, не за то ты древлянам участь такую готовишь. Власть свою кровью подкрепить пытаешься, мужам глупым доказать силясь, что достойна меч над ними удерживать.

— Не губи мое сердце, старче, не проси передумать, не смогу уже. Решено все, гонец уж отбыл, да и если б не отбыл…. Не суди, все равно Мал свое получит, даже если я опосля буду проклята. — Устало на пенек Ольга присаживается, последниу силы, что на войну с совестью дадены были, на гнев глупый истратив, не знает как дальше в ладу с собой жить, в ночи криков убитых не слыша. Еще с поры той, когда полюбовницу Игоря к плахе толкнула, сердце глупое, разуму не подчиняясь, трепыхается птицей пойманной, сны по ночам беспокойные посылая.

— Быть тому, раз ты так решила. — Кряхтя, старик подымается. — Только не дивись потом, когда зло твое к тебе и воротится. — Исчезает Велес, будто не было. И сидит Ольга в одиночестве, гадая, али был здесь только что отец леса, али совесть миражи присылает. Да только слова его, в голову кузнецким молотом вбиты. Лишь себе княгиня вдовствующая может признаться, что не за мужа мстит, а себя и детей, намерениями благими прикрываясь, спасти хочет.

(*Ольга имеет ввиду Вещего Олега, который княжил, после Рюрика, пока маленький Игорь Рюрикович не смог занять законное место. — прим. автора)

(*Принести в ладье с воды — великий знак уважения, когда послов в ладье несут к княжескому терему — прим. автора).

(* Перун — бог войны др. славян. — Прим. автора).

Глава 5. Месть

О том какие бани на Руси иноземцы заморские байки сказывают. Один посол византийский, к примеру, царю своему в доносе писал, что больно грязен народ русский, оттого и банькой по два раза в седмицу не брезгует. Но занятней то, что годок на Руси проведя, тот посол и сам к бане русской пристрастился. Да так, что писать о ней в докладах своих не иначе, как о благодати божей стал, что насмешкой господней не грекам набожным, а русам варварским дадена была. Уж больно по нраву мужчине старому пришлись венички дубовые, которыми его рабыни молодые охаживали, да отвары еловые, которыми те же молодки камни каленые орошали, для аромату приятного.

Любо иноземцам банькой на Руси по баловаться, но не ведают они, что благодать та может не только усладе чресл служить, но и оружием грозным стать, коли потребуется.

— Едут! Едут! — С забора мальчонка соскочил, и грязными руками размахивая к терему княжескому кинулся.

Переслава, у ворот стоя, пареньку кивает, показывая, что слышит все, и к княгине поторапливается. Ольга же тем временем указы раздает, баню для дорогих гостей затопить да отвара травяного в предбанник поставить. Князь Мал старейшин свататься прислал, надобно честь оказать, как принято. Что б запомнили все на годы долгие, как хлебосольны для гостей не прошенных земли русские.

— Лишь тебе верить могу. Только ты меня не подводила. — Княгиня Переславу за руку хватает. — Пойди к гостям дорогим, да скажи, что сначала в бане искупаться велено, что бы с чистым телом и помыслами пред очи мои ясные явились.

— Ой ли, Ольга? Да ведь стары они, чем помешать делу нашему могут? — Переслава — душа добрая, врагов уберечь пытается, но непреклонна Ольга в затее своей, все уж решено, и сомнения служки только раздражают.

— Поди и делай, что велено! Телом стары — умом молоды! В голове вся сила, Переслава. Я ведь тоже женщина слабая, да немощная, но открой очи и увидишь, как враги к ногам моим лягут!

И идет девушка, гостей знатных встречать, да в баню спроваживать. Хоть и ноет сердце доброе, но ясно Переславе, что права Ольга, раз уж жить в мире хочется, надо жертвовать чем-то, а порою и кем-то.

Разговор тяжелый закончив, Ольга в сени выходит, да сквозь дверь открытую, в небо взор направляет, у Ярило помощи прося, но не его время нынче. Ноябрь холодный, под меха ветром северным пробивается, а синева небесная, кровью зорьки залита. Ах, как прекрасно своей мрачностью время это, когда живое все отцветая, морозу и вьюге место уступает, как красив серый лед, тонкой кромкой землю по утру покрывающий, как свеж и вкусен запах мороза, как балуют слух крики птиц, в места, где теплее отправляющихся. Никто осень не любит, зимы холодной да голодной боятся, а Ольга смела, она радуется любому времени, каждый день как последний проживая, в мелочах покой и счастье находит. Глубоко вдохнув горечь холодную, княгиня к дружине твердым шагом направляется.

Издали Свенельда увидав, к нему торопиться, полами платья длинного пыль поднимая.

— Прикажи баню с гостями знатными заколотить и поджечь, да следить, что б не выбрались! Ни старцы, не дружина охранная!