Цветочек аленький (СИ)

— Мудро ли это, Ольга? — С хитрецой воевода на княгиню глядит. — Не простит тебе Мал такого деяния. Огнем и мечом по земле русской пройдется.

— Делай, что велено. Детям деревьев смерть от огня почитай почестью будет. — Княгиня зло в сторону бань глядит. — А за дальнее покоен будь, пока Мал поймет, уже поздно станет. — С тем наказом и была такова. Хочет Ольга сначала, от терема подальше уйти, да в последний момент решает остаться. Раз уж казнит кого, то глаз прикрывать нечего. Видеть деяния свои надо, да знать, как жизнь отнимает, память об этом и будет расплатой в грехе тяжком. Поодаль от бани встав, глядит, как двери дубовые заколачивают, слышит гомон испуганный древлян, понявших, что не мыться их в баню позвали. Видит клубы дыма черного, в сизое небо подымающегося. Слушает, как кричат люди, в агонии огня смертного заходясь. Знает, что век пройдет, а она сей день помнить будет, как за одно слово ее десятки жизней человеческих отняты были. Ор затихает, сменяясь запахом зловонным. В воздухе вонь мяса горящего густым туманом стелется. Хватаясь за живот, Ольга слезами горькими давится, все, что ела давеча, на землю промерзлую выкидывая. Утёршись рукавом платья теплого, в сторону терема, качаясь, ковыляет. Как в тумане голова мыслями безрадостными полнится. И впадая в забвение, чует княгиня, как рука холодная на плечо ей опускается. Поднимает Ольга взгляд, что б Морену узреть. Та глазами желтыми сверкая, ухмыляется.

— Сладка ли месть тебе, Олюшка?

— Горше смерти Игоревой. — Понуро княгиня признается.

— Так зачем творишь такое, от чего сама страдаешь? — И так ответ знает да все равно спрашивает ведьма.

— Нет пути другого. Все мы в мир пришли, что бы дорогу найти. Пусть плох путь выбранный, но мой труд пройти его.

— Мудрая ты Ольга и глупая. Знаешь, почему смерти ищу? Потому, что я сама смерть. Я ее несу, я ей питаюсь, горе людское сквозь черное чрево свое пропускаю. Потешила ты меня сегодня. А то, что глядела — то верно. Негоже плод труда своего не видеть. — И как всегда, со словом последним, пропадает Морена, в горьких раздумьях Ольгу оставляя.

Не пришлось княгине долго мыслями себя темными истязать. Пред очи ее зеленые воевода с дружиной являются:

— Приказание твое мы выполнили, только что нам дальше делать прикажешь? Как пред Малом за сей поступок отчитываться? Али воевать с ним будем? Так ты знай, коли меч обнажить решишь, что не все ратники за тобой выйдут. Половина лишь в тебя верует, остальные бабой глупой считают.

— Половина лишь за мной не выйдет, остальные же щитом мне станут. Так почто бы и не повоевать нам, Свенельд? Али гнева Перуна на старость лет убоялся? — С задором княгиня спрашивает. Смотрят воины на нее, да диву даются, что за женщина ими правит, без страха в бой отправляющаяся? И такая гордость в сердцах мужей бывалых за княгиню свою поднимается, что стучать по земле и имя ее выкрикивать начинают.

Смотрит Ольга взглядом орлиным поверх голов бойцов своих ратных, и сердце ее решимостью от поддержки той наполняется.

— Эй, Переслава! Шли гонца князю Малу, пусть мед хмельной готовит, скажи, что женой его стать готова, да только по мужу на могиле тризну* справлю. Пусть Мал в знак почета, да уважения, мед хмельной готовит, да сам со своей дружиной меня встречает. И вместе со мной и сыновьями Игоревыми тризну по отцу их убиенному справит. — Хитро глаза зеленые щурит, на не понимающую дружину поглядывая, наказ свой продолжает: — Коли о старейшинах и дружинниках, их сопровождающих спросит, скажи, что вместе со мной прибудут. — Развернувшись к Свенельду, уже ему приказ дает: — А ты, друг мой верный, дружину снаряжай, да вслед за нами отправляйся, держитесь так, что б день пути нас разделял, я с сыновьями к зорьке на место прибуду, ты же с воинами после заката явись.

На том и решают. А к назначенному дню, Ольга с сыновьями своими Улебом и Святославом, в путь дальний снарядившись, в охрану себе десять воинов славных берет. Ребят, что смерти не боятся, да меч лучше других в руках держат. Они же и за княжичами непоседливыми приглядят и от ворога какого защитить смогут.

Подслушано у князя Мала.

— Да неужто сдалась баба эта неугомонная? Что за странные приказы она мне шлет? Почто я тризну по врагу своему кровному справлять должен? Мне ли Игоря оплакивать? — В гневе по терему князь древлян мечется, на пути своем кулаком пудовым утварь сбивая. — На коленях ко мне приползти должна была, змея, вместо этого я ей сватов почетных шлю!

— Не гневись, княже, все равно по твоему быть. Кто поймет капризы эти женские? Охота ей обряды рядить, так пусть потешится напоследок, не к чему война нынче. Слаб люд киевский, но и мы не сильны. Уважь прихоть бабскую, да и тебе сполна воздастся. Миром князем всея земли русской станешь. Меча не обагрив, Киев покоришь.

— Прав ты, друг мой верный, да только не покойно мне, нутром чую, обманет меня баба подлая.

— Так ты, не один, а с дружиной езжай. Да возьми воинов числом пять тысяч. Устрашится княгиня, коли дурное задумала. А как тризну справите, так с женой молодой и вернешься.