Цветочек аленький (СИ)

(*Руги — ругами некоторые иноземцы называли народы Руси. — прим. автора).

(*Здесь имеется ввиду Папа Римский — прим.)

(*Фетюк — ругательство в адрес мужчины. — Прим. автора)

Глава 15. Киев. Ольга. О замыслах и помыслах

Скомороший наряд мужика, что пред очами Княгини Великой уж с обедни кочевряжится, немощным да уставшим с дороги прикидываясь, порядком примелькался. И как рожи их различают, коли ряжены в рубахи цветные, да головы в бубенцах и лентах. За всем разноцветьем сим, лица и не приметить. Как не силится Ольга скомороха разглядеть, а впусте все. Потому и доносчики из них знатные, вроде и видать издалече, а все одно не упомнишь.

— Ты по делу говорить будешь? Али помощников звать, что слову русскому щипцами калеными обучают? — Надоедает княгине бормотанья слушать, о том, что от голода да усталости язык у мужика отнялся.

— К чему то, матушка? Покорми, обогрей, я и сам расскажу все. А ты мне полушку за то дашь, я пряничков куплю. — Скоморох, голову по птичьи склоняя, в глаза Ольге заглядывает.

— Серебряник дам, коли баламошить* прекратишь, да по делу скажешь. А коль говорить не желаешь, вон пойди, пока голова на плечах держится.

— Серебрушка, то хорошо, за ней не ток пряник дадут, — бубенцами скоморох потряхивает, в носу пальцем мечтательно ковыряясь. — Мне Рунька, что сын Главы нашего, с доносом велел к тебе скакать. Трех коней сменил, ноги в кровь стер покуда добрался… Так о чем я? А! — Обломками ногтей, пятку грязную почесывая, мужик продолжает: — Сын твой, тот, что старший, да не признанный, в поход двинулся. Снарядил с собой всех приближенных, да так к греку и отправился. Да не с войной, но просьбой. О том, что Улеб от византийцев хочет, по-разному судачат, только истину хорошо упрятали. Да всего не утаить. Дитка — малец наш, что к стряпухам помощником бегает, услыхал, как Лют с князем спорили, да Бога Единого поминали. Хотят они не только Новгородом, но и Киевом владети, от того и ищут помощи в странах заморских.

От новостей тех Ольге дурно становиться, неужто сын названный предательство готовит. Скомороха отослав, Свенельда зовет.

Воевода старый, ногами шаркает, но спину прямо держит, на меч опираясь. Как гора, что под тяжестью лет не прогнется, да ветрам не преклонится.

— Скажи мне, друг старинный, как давно сына своего Люта проведывал. Есть ли известия о службе его в дружине Улеба?

— Вестимо, как в Новгород отправился, так ни слуха, ни духа. Не тяни душу, Олюшка, говори, что с сыном моим взбалмошным. Неужто смерть сыскал на чужбинушке?

— Полно те слезы лить раньше времени, жив сын твой, не о том речь вести собираюсь. — Княгиня, с лавки поднявшись, по горнице расхаживает, подолом платья полы подметая, да кольцами височными брякая. Уж сколько лет ей, а хороша, как молодка. Волосы рыжие бусинами деревянными постукивают, глаза зеленые из под ресниц угольных блестят, щеки румянцем залиты, да губы алые, как листья кустов роз, что вдоль стен Царьграда растут. — Донесли мне вести печальные, о том, как сын мой названый с дружиной да Лютом твоим в Византию путь держат. С целью неясной, да помыслами не чистыми. Оттого и знать хочу, правда ли то, о чем на ухо шепчут?

— Есть ли вера шептунам твоим? — Свенельд без спросу на лавку приседает, возрастом почтенным пользуясь.

— Допрежь не врали.

— Надо бы письмо Константину отправить, да просить планы княжича выдать. Коль ерепениться станет, войной грозить. Ежели не с нами, значит, супротив. — Воевода прерываясь, бороду почесывает, о чем-то думая. — Что о сыне моем скажешь, Ольга? Как предателя под меч отправишь, коли подтвердятся слова шептуна твоего?

— Не чего ему боятся, коли заговоров не чинит. Не майся сердцем, покуда не известно, чем сын мой с твоим занимаются.

— А Улеба? Без ведома его да позволения не станет Лют супротив воли твоей идти. — Свое гнет воевода старый, слов Ольги не слыша. — Он в служение княжичу отдан был, оттого и приказы его исполняет.

— Пощады для сына просишь? — Ольга зло к воеводе поворачивается. — Он приглядывать за Улебом ставлен был, да о затеях глупых мне докладывать, а не приказы бездумные юнца горячего выполнять. Почему не донес? Не отговорил? Поперед моих интересов интересы княжича ставит? Разве то не предательство? — Как пламя Перуна княгиня вспыхивает. В угрозах мужчине старому, свою боль выплескивая. Ведь даже в сне страшном не могла Ольга представить, что меж предателем венца княжеского и сыном ее различий не будет. — А коли дело до казни дойдет, то никто ее не избежит. Не твоя кровь, ни моя! — Со словами последними Ольга прочь Свенельда прогоняет, что б в тишине обдумать, как дальше жить, с грузом на сердце не подъемным.

Отрывок из письма Ольги Константину Багрянородному.