Цветочек аленький (СИ)

— И откуда знаешь ты все, Свенельд? Сколько помню себя, ты всю жизнь мою волосом сед, да мудростью простой знатен. Еще отец мой тебе тайны вверял, да Олег плечом о плечо с тобой в походы ходил. Сколько ж весен тебе, старче?

— Сколько есть, все мои, ни одной чужой не прихватывал. — Воевода смеется, от ответа уходя. А увидев, что спокоен князь теперь, да о мести гнусной запамятовал, поднимается с места, под нос бухтя, что сырость казематов прикончат его когда-нибудь, да на палку опираясь уходит.

И пока Святослав на ступенях каменных, что в подземелья сырые ведут, хмелю придается, Свенельд поступью старческой из ворот терема выходит, что б минуту спустя, распрямится, палку откинув, да бороду окладистую поглаживая, по сторонам оглянутся, ища кого-то. Улыбается воевода старый, увидав женщину телесами полную, да с лицом мягким, что с забора, который дом княжеский ограждает, к нему спрыгивает. Плавно бедрами покачивая, как лисица хитрая, баба к Свенельду приближается, голосом переливчатым мурлыкая:

— Не натешился ли судьбами людскими, Род-батюшка? Не устал ли ты, личинами прикрываясь, мысли правильные в головы человеческие вкладывать? — Коль случилось бы путнику случайному пройти близ терема в час тот, то после слов женщиной сказанных, увидел бы он, как воевода старый, минуту назад ногами шаркающий, в бога всесильного превратился, которого и стариком-то назвать язык не повернется.

— Чуешь, Макошь, уходит вера с земель этих. — Носом Род воздух втягивает, будто взаправду перемены жизненные свой запах имеют. — Канем всуе мы скоро, как идолы праотцов, место Единому уступив. Ольга лишь первою птичкой стала, но и она, не желая того, стаи собрала, что не нам с тобой, а Иисусу кланяются. — Ветру лицо подставляя, бог могущества да продолжения рода бороду поглаживает, о чем-то думая. Жена его — Макошь, косу русую поправляя, волнений мужниных не разделяет:

— Полно тебе, батюшка, глупости то, не быть воли чужой на земле русской, не забудут дети наши заветов отцов своих. Да и как проживет на Руси человек, Каляде не кланяясь, да Ладе венки по воде, не сплавляя? Разве ж удержится душа славянская чучело Хорса весне на радость не поднять, али Сварогу дань не принести, что б жизнь семейная слаще стала? — Фыркает женщина прекрасная, дыханьем своим бабочек в небо пуская, не верит она, что забыть ее смогут, те, кому в помощи никогда не отказывала.

— Век бы слова твои слушал, милая, только боязно мне, что все в летах сотрется и, столетия спустя, не вспомнят дети имен наших. — Мнение свое, от жены отличное Род имеет, но все же верует, что ошибается он и за супругой правда будет.

Святослав чарку пятую, а, может, седьмую допив, с места насиженного встает, и поступью не твердой на верх поднимается. Сколь не сидел, так и не решился до низу дойти, что б на жену вероломную глянуть. Побоялся, что не хватит выдержки уйти спокойно, вреда ей не причинив. Но на выходе с казематов холодных, солдата поймав, приказывает князь, тиуна* кликнуть.

Управляющий быстро является и, спину гнуть не забывая, указания выслушивает, которые, языком заплетающимся, Святослав дает:

"Жену мою, богами одобренную, за измену дому княжескому, да попытку удушить мать Руси — княгиню Ольгу, приказываю выслать из Киева, в деревню любую, которая не ближе, чем за сто верст находится. Состояние ее, что супружеством нажито, казначею передать. Из дома моего уйдет ровно с тем, с чем приходила".

Возвращается в покои свои князь, только что мать схоронивший, да жену изгнавший, не думая о том, как высылкой Предславы врага себе в лице отца ее нажил. И что, трех лет минуть не успеет, как продаст Святослава тесть обиженный печенегам за копейку ломанную.

(*Перестрел — мера расстояния, равная полету выпущенной стрелы. — Прим. автора).

(*Тиун — здесь имеется ввиду управляющий княжеским теремом — распорядитель. — Прим. автора).

Эпилог

Рассказы о странных женщинах на Руси.