Цветочек ментального мага

Форсберг вошел и поздоровался. Сегодня в отличие от остальных дней на нем была служебная форма, хотя обычно он ходил в штатском. Возможно, пришел сразу с рабочего собрания? Или чем он там занимается? С его даром чувствовать ложь и проникать в чужую голову, наверняка, помимо руководства Магистратом, допрашивает предателей короны и других серьезных преступников. Выглядел он уставшим и изможденным.

— На тебе сегодня другой жакет, — заметил Форсберг, усаживаясь напротив — а где тот с вышивкой?

— В стирке, — ответила я, обратив внимание на темные тени под его глазами и потухший взгляд синих глаз.

Интересно, он чувствует ложь постоянно или только когда захочет? Так или иначе, он ничего не сказал, даже если заметил, что я говорю неправду. Не хотела ему врать, но и рассказать про Симонсен я не решилась.

— Ты выглядишь уставшей. Все в порядке? — поинтересовался Форсберг, вглядываясь в мое лицо.

— Да, — я смущенно опустила глаза. Раньше он не проявлял такую заботу. К чему бы это?

С запозданием поймала себя на том, что ответила полуправду. А ведь Форсберг чувствует ложь. Отличает ли он такие нюансы? Я жива, здорова, полна энергии. Кого волнует, что я против своей воли оказалась между молотом и наковальней, втянутая в игры ментальных магов?

— Начнем? — поинтересовался Энгер.

Форсберг кивнул, позволил надеть на себя браслет и молча наблюдал, как Энгер хлопочет возле своих устройств.

Пока на нас с Форсбергом были парные браслеты, я хотя бы частично чувствовала себя в безопасности. Это давало уверенность, что он не сможет копаться в моей голове.

Энгер менял настройки приборов, то и дело бросая на мага недовольные взгляды.

— Филипп, когда вы в последний раз пополняли резерв? — спросил наконец он.

Форсберг нахмурился и не ответил.

— На одних накопителях вы долго не протянете, учитывая специфику вашей работы.

— Это не ваше дело, — отмахнулся Форсберг.

— Да что с вами обоими сегодня такое? Одна закрывается, другой осторожничает. Так дело не пойдет! Мне нужен нормальный резервуар и сильный ментальщик, а не их блеклые тени!

Выходит Форсберг этичнее, чем другие сотрудники Магистрата, раз не ходит в подвалы пополнять резерв. Имея высокую должность, мог бы накачиваться энергией под завязку, но предпочитает пользоваться накопителями. К тому же, он ни разу не причинял мне боль как это делала Симонсен.

— Ну вот, так-то лучше! — похвалил меня Энгер.

Сама не поняла как, но, кажется, у меня получилось открыться.

Между нами закрутилась чистая и первозданная сила стихий. Вдруг я оказалась в фиолетовом ментальном коридоре в дальнем конце которого стоял Форсберг.

Удивленно огляделась вокруг, хлопая глазами. Наверное, это какая-то особенность его дара? Раньше со мной такого не происходило, ни в подключении с прошлым господином, ни тем более в нижнем секторе, когда другие ментальщики черпали от меня энергию.

Я медленно плыла к Форсбергу в вязком пространстве эфира в хрустальной тишине, будто не было никого, кроме нас двоих во всей Вселенной. Мне хотелось обрушить на него океан силы, которая струилась через мое тело, только вот Форсберг не спешил и бережно брал понемногу. Я чувствовала себя проводником стихий. Энергия лилась стремительным потоком, словно я стала рекой, впадающей в спокойные глубины невозмутимого горного озера, и растворялась в нем, забывая все тревоги.

Приглядевшись, я заметила, что стены коридора похожи на бесконечную мозаику. Я плыла вдоль них, вглядываясь в ее кусочки, и эпизоды из прошлого проносились перед моим мысленным взором. Они притягивали и завлекали переливаясь, словно жидкое золото. Я коснулась одного из них и ощутила, что меня утягивает в тот день и в тот момент. Картина из пансиона, словно видение, появилась из темноты мелькающих звезд, и я снова перенеслась в то чудесное время.

Вот узкая дорожка через сад до ворот. Я смотрю на нее в окно и мечтаю о жизни за стенами пансиона. Каким будет маг, чьей служительницей я стану? Маг, у которого я буду стоять за плечом, направит мою энергию на служение добру и свету. Иначе и быть не могло!

Вот солнечный луч пробивается сквозь неплотно закрытую штору. Ластясь к подушке, я смотрю на часы и швыряю куклу в соседку. "Вставай! Мы проспали". "А я и не тороплюсь", — отвечает та, высунув язык. Мы наспех умываемся и быстро натягиваем на себя одежду, догоняем колонну воспитанниц, уже почти скрывшуюся за поворотом, отправляющихся на утреннюю прогулку.

Вот папа играет на пианино, уют гостиной с окнами на озеро, вечерние чаепития, шаль няни, которой я укрываюсь в летних сумерках, пока мы сидим с ней на террасе и болтаем обо всем на свете, словно подружки.

Вот я стою на крыльце родного дома с дорожной сумкой перед отъездом в пансион. Отец крепко обнимает меня, склоняется к уху и шепчет: "только никому не говори…" Я резко отстраняюсь, чтобы не слышать продолжения, вдруг Форсберг тоже видит это? А ведь никто не должен узнать!

Видение оборвалось. Я снова оказалась в фиолетовом ментальном коридоре со стенами, покрытыми мозаикой из которых складывался узор моей жизни. Теперь ее кусочки представляли собой двери.