Время отец Александр воспринимал как вызов. Бег времени был ему вечным напоминанием о том, сколько упущенных возможностей послужить Христу осталось уже позади. Он постоянно соперничал со временем, наполняя и раздвигая его рамки до такого объёма, что казалось, оно и вправду остановилось. А то и пойдёт сейчас назад. Его трудоспособность была невероятна.
Однажды в слове перед исповедью он даже достаточно резко, что было ему несвойственно, отозвался о тех прихожанах, что слоняются по двору. Для него это было недопустимым мотовством – так он был заряжен на свершение.
И когда появилась возможность выступать перед аудиториями дворцов культуры – он один говорил за всю церковь. Было такое ощущение, что церковь пребывала в тот период в некотором столбняке ввиду открывшихся свобод и была не готова действовать, а может быть, ей просто нечего было сказать. Чиновники всегда выжидают, как оно обернётся дальше. Зачем спешить? А он спешил. Он хотел обогнать неумолимое время. Не знаю, чуял ли, что его, земного, немного ему осталось.
Про Христа воскресшего он несколько раз говорил мне, что
Владимир Шишкарёв
Как-то батюшка меня взял с собой на станцию, и мы шли по базару. Он, как ребёнок, радовался всему: там были арбузы, дыни, виноград, всё это осеннее богатство – ну, даже художник так картине не радуется. Он смотрел с восторгом на всё это дело. И мне он говорил: «
Священник Георгий Эдельштейн
Отец Александр Мень для меня всегда был загадкой. Я впервые задумался о нём в Алабине. Он всегда с точностью до минуты знал, когда закончит службу. Его прихожане могли отстоять всю службу до конца, подойти к кресту, не спеша дойти до станции, сесть на электричку и уехать – большинство были из Наро-Фоминска. Им нужно было на электричку. Опоздаешь – будешь стоять на морозе. Отец Николай Эшлиман тоже должен был служить так, чтобы успели на электричку в том же Монино. Но он всегда об этом забывал, сам опаздывал и замерзал, и морил холодом своих прихожан, но никогда не мог уложиться – то слишком рано заканчивал богослужение, то слишком поздно. Во всяком случае, у него никогда не было такой внутренней дисциплины, как у отца Александра.
Ирина Языкова
Отец Александр говорил:
Всякое дыхание…
Ты ввёл меня в эту жизнь, как в чарующий рай. Мы увидели небо, как глубокую синюю чашу, в лазури которой звенят птицы, мы услышали умиротворяющий шум леса и сладкозвучную музыку вод, мы ели благоуханные и сладкие плоды и душистый мёд. Хорошо у Тебя на земле, радостно у Тебя в гостях.
Ариадна Ардашникова