Как в этом случае держать себя? По зрелом размышлении Чекильцев решил, что он должен прежде всего убедиться вот в чем: будет ли снят директор конторы в результате обследования? Если снимут директора, тогда можно говорить начистоту. А если дело обернется так, что директор останется на месте, то не надо сообщать ничего умаляющего его, директорские, способности и распоряжения. Решено!
Дня через два после того, как Чекильцев принял свое мудрое решение, его вызвали к председателю комиссии по обследованию. Входя в кабинет, Чекильцев мысленно повторял:
«Главное — прощупать: останется наш директор или нет?..»
Председатель комиссии пригласил Чекильцева присесть.
— Если не ошибаюсь, — сказал он, — вы — помощник начальника планового отдела?
Чекильцев немножко подумал (в голове у него мелькнула мысль: это-то можно ему сказать? — пожалуй, можно!) и утвердительно кивнул головой:
— Так точно. Утвержден приказом в марте пятьдесят второго года.
— Та-ак… Ну, что вы можете нам рассказать о выполнении плана и вообще о работе конторы?
В дальнейшем беседа сильно напоминала популярную детскую игру: «Вам барыня прислала сто рублей». Как известно, смысл этой игры в том, что отвечающий не смеет произносить то и дело подворачивающиеся на язык слова «да» и «нет», а также наименования цветов: белый и черный. Поэтому отвечающий непременно делает паузу перед каждой своей репликой, чтобы проверить: не готов ли он вымолвить запрещенные четыре созвучия?..
Игра у Чекильцева с председателем комиссии шла так:
— Относительно выполнения плана, — медленно выговаривал Чекильцев, — могу сказать, что план, в общем и целом, выполняется.
— А в деталях?
— И в деталях он тоже — тово…
— Выполнялся?
— Если хотите.
— Дело не в том, товарищ Чекильцев, что я хочу. Вы мне скажите: как оно есть на деле?
— Я же и говорю.
— Что вы говорите?
— То, что вы спрашиваете, товарищ председатель.
— Моя фамилия Афанасьев.
— Очень приятно, товарищ Афанасьев. Я вот еще в тридцать втором году работал в Союзтаре с одним Афанасьевым… он вам не родстве…
— Не знаю. Да это и неважно. Лучше вы мне скажите: по каким рубрикам план у вас не выполнялся?
— А разве есть такие рубрики?
— А вы что — не знаете?
— Конечно, я, в общем и целом, знаю…
— Вот и скажите мне!
— Ну, это трудно так сразу вот…
— Цифры, я надеюсь, у вас есть?
— Цифры есть. Куда им деваться? Цифры — они всегда с нами.
— А вы помните, хотя бы в общих чертах?
— Что именно?
— Да цифры же.
— Это нашего плана цифры?
— Ну да! А то какие же?
— Мало ли какие, знаете, бывают цифры…
— Нет, нет, мне надо за текущий год цифры вашего плана. Вы их помните, товарищ Чекильцев?
— Представьте — не очень. Столько, знаете, впечатлений, сведений… циркуляров этих… ведомостей…бланков… прямо голова пухнет…
— Та-ак. Ну, а впечатления у вас каковы? Все ли нормально в вашей конторе?
— Это в каком смысле?
— Да в смысле же плана!
— Ах, плана… Да, план у нас есть…
— Ффу… Товарищ Чекильцев, это я и без вас знаю, что он есть. А вот вы мне дайте анализ этого плана.
— Анализ, вы говорите?
— Да вы что: русского языка не понимаете?
— Хе-хе… как то есть не понимаю? Отлично понимаю, товарищ Афанасьев. Тоже скажете… хе-хе-хе… Русского языка не понимаю… это я-то… Остроумно, между прочим!
— Поймите: мы производим обследование деятельности вашей конторы. Вот вы и помогите нам; расскажите: хорошо ли работает ваш директор? На месте ли он?
При этих словах в голове Чекильцева мелькнуло: «Вон как ставится вопрос: „На месте ли“!.. Пожалуй, пора поднажать, кое-что открыть о нем…»
И он, улыбнувшись саркастически, произнес:
— Да уж, знаете, у нас тут многим приходил в голову этот вопрос…
— Какой вопрос?
— Да вот, который вы сейчас задали…
— Ну, и как же вы считаете?
— Я?..
Чекильцев чуть было не спросил: «А как считаете вы?» Но, вспомнив правила игры, удержался и только искоса глянул на председателя. Лицо председателя не выражало ничего такого, что можно было бы принять за осуждение деятельности директора конторы. Ввиду этого Чекильцев решил подождать с нападками на своего начальника.
— Хммм… да-а-а, — протянул он, — вопрос сложный… Если хотите знать, даже не нашего ума дело.
— Это почему?
— А как же? Наш директор назначен главком. Утвержден министерством. Значит, заслужил так сказать. Вошел в номенклатуру. Да! Значит, он имеет данные.
— Он имеет свои данные. А вы — свои.
— Это в каком же смысле, товарищ Афанасьев?
— Так вы в плановом отделе у себя разбираетесь, хоть немного, в работе конторы?
— Хе-хе!.. Помилуйте!.. Только этим и занимаемся.
— Вот и расскажите нам.
— Об чем именно?
— О чем хотите. Обо всем. Да что вы притворяетесь наивным таким ребенком?
— Помилуйте, какой же ребенок… Скоро двадцать пять лет, как по этому делу, так сказать…
— Что-то не заметно. Ну, рассказывайте!
— Умм… Рассказывать? Сейчас… Умм… А что именно?
— Что хотите.