Цветочная романтика (СИ)

— Так вы хотите его поздравить, — довольно тянет Инудзука, рассматривая омегу попристальней, пусть за подобное, если хозяин заметит, конечно же, его по головке не погладят.

Девушка очень приятно и воздушно пахнет цветами сакуры, да и сама она, розоволосая и зеленоглазая, напоминает цветок. Правда, те же глаза грустны, а улыбка тонких губ печальна. Омега одета в строгий костюм, у неё на плече маленькая сумочка-клатч, а в руках портфель, на одежде Киба чует лёгкий машинный запах, что выдает в женщине водителя, а туфли на высоком каблуке говорят об офисной, сидячей работе. Кибе нравится подмечать такие детали. Порой они могут рассказать о человеке очень много. Не то чтобы он был фанатом «Теории лжи», но о мимике, телодвижениях и жестах знает многое, мало в чём полагаясь на свою слабую сущность дворового.

— Да, поздравить… — омега кивает, и уголки её губ приподнимаются в умиротворенной улыбке, — а ещё попросить прощения за то, что, когда мы были вместе, только брала, не давая ничего взамен.

— Ну, тогда это точно не тюльпаны, — Инудзука прищелкивает пальцами, улыбаясь широко и открыто. Ему хочется как-то развеселить эту девушку, прогнать её тяжкие думы и отогнать тревоги, пусть альфе и так понятно, что эта перерожденная явно не его поля ягода. — Давайте посмотрим на ирисы.

— На ирисы? — омега поворачивается к нему, удивленно подымая бровки. — Серьезно?

— Вы знаете, — Киба позволяет себе стать по правый бок от омеги, примеряя на себя образ воспевателя, и девушка поддается его ненавязчивости, заметно расслабляясь, — существует легенда, что, когда Прометей похитил на Олимпе небесный огонь и подарил его людям, на земле вспыхнула дивным семицветием радуга…

***

Он как раз обдумывал хитрый тактически ход, придирчиво присматриваясь к ферзю, своими очертаниями смутно напоминавшему некое мифическое существо, как в его кабинет, как обычно, без стука, ворвался Инудзука.

— Рикудо-сама, — альфа решительно упёрся ладонями в столешницу, отчего на доске вздрогнули все фигуры, — пожалуйста, отпустите меня пораньше, — Киба молитвенно складывает ладони и низко склоняет голову. — Прошу вас.

— Нет, не сегодня, — со вздохом отвечает мужчина, самую чуточку мстя столь наглому альфе, из-за которого он упустил нить гениальнейшей мысли относительно замершей партии. — Кому-то же надо закрыть магазин.

— Хаку-кун закроет, — альфа горит неудержимым азартом, и мужчина снова вздыхает, в свои-то годы предпочитая уютный кабинет и мирные шахматы. — А мне очень надо, — парень переминается с ноги на ногу, что владелец видит уже не впервой. Этот альфа каждый раз, встречая очередную симпатичную омегу, загорается чувствами, словно спичка, но, как та же спичка, быстро в них сгорает.

— Хаку-кун сегодня тоже уйдет пораньше, — отвечает мужчина, бросая мимолётный взгляд на большой экран, на который выводят изображения камеры наблюдения.

— Но я его только что спрашивал, и он не говорил… — начинает Инудзука, но мужчина приподнимает руку, и тот тут же послушно замолкает, зная, столь непоколебим хозяин в своих решениях.

Мужчина, кривя губы и цокая, смотрит то на Инудзуку, то на розоволосую омегу, стоящую у кассы и неуютно оглядывающуюся по сторонам. После переводит взгляд на матерого аловолосого альфу, смотрящего на увлеченно щебечущего о чём-то омегу с явно не свойственной ему терпеливостью и даже с неким умилением. И опять вздыхает, сетуя на свою нелёгкую судьбу.

— Ладно, — бросает повелительно, взмахивая ладонью. — Свободен на сегодня.

— Большое спасибо, Рикудо-сама, — альфа, пятясь, низко кланяется. — Пусть Предки даруют вам свою благодать, — и шустро скрывается за дверью, чтобы уже через пару минут, нацепив косуху, покинуть магазин, сопровождая миловидную омегу с большим букетом ирисов.

В это же время аловолосый альфа прикрепляет к волосам омежки белый бутон хризантемы, и Хаку, низко опустив голову, что-то бормочет, стыдливо теребя передник. Владелец магазина снова тяжело вздыхает, таки делая ход чёрными.

— Эх, романтика… — вместе с дымом тонкой сигареты выдыхает мужчина. Ферзь-тануки останавливается аккурат перед пешкой-снежинкой, и партия, тянущаяся уже многие тысячелетия, снова замирает. Владелец магазина, раздумывая над следующим ходом, подпирает голову рукой, лениво почесывая за чёрным, кошачьим ушком.