Цветок Америки

В конце июня «Ависпа», совершив круг по внутреннему морю, покинула его через тот же пролив, через который вошла. Она двинулась дальше с попутным северо-западным ветром. Обследовав около четырехсот лье побережья,[29] братья Кортереаль вступили во владение ими от имени короля Португалии и внесли серьезные исправления в свой портулан. Несколько раз они видели обнаженных и разрисованных туземцев: эти встречи заметно изменили их представления о счастье.

Зато они пришли к твердому убеждению, что Колумб ничего не понял: Великий Северный континент действительно существовал, и он не был восточной оконечностью Азии. Теперь следовало подумать о возвращении, поскольку этому благоприятствовали пассаты. Моряки восстановили запасы пресной воды и продовольствия, но остались без вина и водки.

Деодат много раз задумчиво курил ароматные листья Окиепы. Красная лилия, за которой он тщательно ухаживал, чувствовала себя превосходно и даже выказывала намерение пустить новый росток.

Судно бросило якорь в Лиссабоне семнадцатого июля первого года шестнадцатого века. Феррандо, Жак Адальберт и Деодат повидали Новый Свет: они могли многое рассказать о нем, но в качестве доказательства имели только лук, горшок с сухими листьями и цветок.

Через месяц королевский дознаватель Франческо де Бобадилья высадился на Эспаньоле. По не вполне ясным причинам он приказал арестовать вице-короля обеих Индий Христофора Колумба и в ножных кандалах отправил его в Севилью.

Наша троица вернулась во Францию; сначала они заехали в Анжер, где их с ликованием встретили Жанна, Франц Эккарт и Жоашен. Приезд путешественников развеял мрачную атмосферу, воцарившуюся в доме после зловещего происшествия с венграми. Наконец-то можно было поговорить о чем-то другом!

Деодат подарил красную лилию матери. Она пришла в восторг, посадила ее в горшок и поставила в саду, рядом с дверью, чтобы видеть ее каждое утро. Сам цветок представлялся ей символом тайного королевства, а листья напоминали кинжалы.

В течение нескольких вечеров при свечах один рассказ сменялся другим. У Франца Эккарта горели глаза. Путешественники вспоминали штормы, деревню мертвецов, ледяные горы, птиц в белых манишках и черных плащах, нападение дикарей, обнаженных туземцев, тяготы морского путешествия. Однако они сами чувствовали, что это всего лишь занятные истории: им удалось увидеть только внешнюю сторону вещей.

В последний вечер, когда рассказы стали иссякать, Франц Эккарт сказал:

– Мне не хочется обижать вас, но, боюсь, ваши приключения не сильно обогатили философию.

Было известно, как он понимал это слово: «любовь к мудрости».

После его замечания повисла долгая пауза. Жанна вспомнила еще одну фразу Франца Эккарта: меня не влекут другие края, я и так не здесь.

Феррандо расхохотался:

– Это верно. Но я рад, что побывал там. Я убедился, что этот континент – не выдумка и что в любой выдумке есть крупица правды. Если бы я не поехал, у меня осталось бы чувство, что я изменил самому себе. Это называется опытом. Кроме того, нет сомнений, что Северный и Южный континенты будут вскоре заселены европейцами. Достаточно нескольких английских луков и кулеврин, чтобы нагнать страху на туземцев и привести их к покорности. Наши старые империи получат огромные территории. И тем самым огромную власть. Но, естественно, это произойдет не сразу.

– Что же из увиденного вами послужит вам завтра? – спросил Франц Эккарт.

– Что можно прожить долгие месяцы, довольствуясь малым, – ответил Жак Адальберт.

– Этому тебя научила бы и жизнь солдата.

– Конечно, Франц. Но такая жизнь не научит мечтать.

Франц Эккарт кивнул.

– Со своей стороны, – сказал Феррандо, – я понял, что раньше или позже европейцы потянутся на этот континент и им понадобятся деньги. Места там безлюдные, и я сомневаюсь, чтобы там, в скором времени могли появиться города, похожие на наши. Впрочем, я узнал и еще одну важную вещь: лимон и петрушка очень полезны в дальних странствиях, ибо они спасают десны от кровотечения.

Это замечание вызвало общий смех, и все отправились спать.

На следующий день Жак Адальберт уехал в Страсбург, а Феррандо – в Женеву, так как в Миланском герцогстве все еще хозяйничали французы. После сбывшихся предсказаний о смерти папы и открытии нового континента он, безусловно, доверял суждениям Франца Эккарта. К тому же Людовик XII приобрел в Милане смертельного врага в лице герцога Лодовико Сфорцы, бывшего властелина этой северной цитадели. Плененный под Новарой за три года до окончания XV века, он подвергся такому унижению, какое редко выпадает на долю владык: французский король сначала заточил его в замок Пьер-Ансиз, а затем в клетке перевез в тюрьму в Ли-Сен-Жорж.