Цветок Америки

Лодовико Сфорца в клетке! Месть в духе Людовика XII, бледного одутловатого отпрыска династии Валуа. Поскольку Сассоферрато издавна считались друзьями, клиентами и верными слугами семейства Сфорца, миланский воздух стал для них вреден – вплоть до полного поражения французов, которое, как уверял Франц Эккарт, было предопределено звездами. Итак, следовало запастись терпением.

Деодат решил пока остаться в Анжере.

Жанна была этим одновременно обрадована и встревожена. Ведь Жозеф рассчитывал на него как на своего преемника в фамильном банке. И Деодат прошел хорошую выучку, о чем свидетельствовала осмотрительная дерзость, проявленная им при предоставлении займов: ему удалось увеличить семейный капитал, несмотря на все передряги, с которыми не смогли справиться другие банкиры, опьяненные возможностью быстрого обогащения. В делах его отличала проницательность и взвешенность суждения. Так, когда Итье попросил у него денег, чтобы прикупить себе виноградники в Минервуа, он лично осмотрел эти участки, попробовал производимое там вино, поговорил с виноградарями, оценил содержимое винных складов; сочтя сделку выгодной, он приобрел на имя матери и на свое соседние виноградники, ибо здраво рассудил, что Итье естественным образом будет заботиться и о них, раз уж они принадлежат его главному кредитору. Это был не единственный пример.

Но после возвращения из путешествия в нем словно бы что-то надломилось. Он целыми днями сидел в саду и смотрел, как маленький Жозеф играет с Жоашеном, а вечерами беседовал с Францем Эккартом. Расспрашивал его об астрологии, философии, человеческой природе, удивленный и даже смущенный глубиной познаний племянника.

Однажды они в очередной раз уселись на каменную скамью, чтобы понежиться под лучами солнца. Деодат смотрел на красную лилию, которая пустила пышный побег и вновь зацвела: несомненно, мягкий анжуйский климат пришелся ей по нраву. В памяти Деодата вдруг блеснула ледяная гора – гигантский бриллиант, плывущий по прихоти течений. Вспомнил он и танец с туземцами, и у него заныли пальцы ног.

– Похоже, дела твои оставляют тебе большой досуг, – заметил Франц Эккарт.

– Ты хочешь сказать, что я ими больше не занимаюсь?

– Или вкладываешь в них меньше усердия.

Деодат вытащил из кармана дарующий удовольствие предмет, подаренный ему Окиепой, склонился над горшком с сухими листьями, которые назывались табак, и набил ими маленький горшочек, который следовало бы именовать маленькой печкой. Затем он встал, чтобы попросить у Фредерики уголек, и наконец, затянулся под любопытным взглядом Франца Эккарта. Внезапно его охватила тревога: что же ему делать, когда истощится запас листьев? Он подумал, что может не устоять перед искушением пересечь вновь Великое море, чтобы раздобыть эти драгоценные листья табака.

– Мы достаточно богаты, – заметил он философски, наслаждаясь приятной горечью и несравненным ароматом этого чудесного растения.

– А ты вдруг стал очень неприхотлив, – парировал Франц Эккарт, подцепив из горшка большой и почти неповрежденный кусок темно-коричневого листа.

И стал рассматривать его на свет. Как опытный ботаник Франц Эккарт прибег к методу сравнения и по размерам куска определил, что целый лист должен быть величиной примерно в фут и овальным по форме. По его прикидкам, само растение имело в высоту пять-шесть футов. Он не знал других растений с такими крупными листьями, если не считать дикого ревеня, у которого листья, впрочем, были гораздо толще, а запах не столь сильный и дурманящий.

– Нужно тебе сказать, – продолжал он, обращаясь к Деодату, – что если разделить наше состояние на столько частей, сколько есть наследников у Жанны, включая тебя, мы окажемся далеко не так богаты.

– Дай Бог моей матери жить до ста лет! – сказал Деодат. – Но будем ли мы несчастнее от этого? На том западном континенте я видел, как люди ходят голыми, живут в шатрах, не имея ни ножей, ни вилок, и чувствуют себя вполне счастливыми.

– А, так вот чему ты там научился!

– Да, я открыл прелесть невинности. Можно жить без этой прекрасной одежды, которой мы так гордимся, без кинжалов и шпаг… Денег у них тоже нет. Нас они встретили с открытой душой и очень гостеприимно.

Франц Эккарт помнил живописное и несколько ироничное повествование Жака Адальберта о пляске туземцев, к которой с восторгом присоединился Деодат.

– Не все были гостеприимны, – заметил он, положив лист обратно в горшок. – Ведь вам пришлось ретироваться при первой встрече с этими людьми, хотя вы ничем их не обидели. А вождь тех, с кем вы подружились, подарил лук Гаспару Кортереалю. Это означает, что они используют оружие.

Деодат пожалел, что рассказы о путешествии были столь подробными.

– Следовательно, эти люди ведут войны с себе подобными, – продолжал Франц Эккарт. – На мой взгляд, это не вполне соотносится с невинностью.

Деодат по-прежнему затягивался из своей трубочки.

– Ты уверен, что не спутал невинность с бедностью и нуждой? – спросил Франц Эккарт.

На сей раз его замечание зацепило Деодата, как колючка, царапнувшая бархат.