Цветок для двоих [СИ]

Усталая Шанелька, спотыкаясь на гладком плиточном тротуаре, влачилась за Крис, прижимая к груди пакет, в котором звякали чайнички и флаконы, шелестели папирусные свитки и тончайшие бамбуковые циновочки-салфетки. Пыталась вспомнить, о чем за ужином трещала Лаки, нагибаясь над опустошенными тарелками и подмигивая в сторону очередного кавалера. Потому что в лавке с чеканами, откуда только что вышли, осталась на диванчике дама, на которую до рассказов Лаки Шанелька не обратила бы внимания. Вернее, обратила бы, но совсем с другими мыслями.

Дама была очень и очень в возрасте. Это было видно по неподвижному перетянутому лицу с зауженными глазами, по жилистой шее, обвитой низками граненых бус, по рукам, усыпанным пятнышками гречки. Тщательно подстриженные выбеленные волосы открывали уши с крупными мочками, оттянутыми затейливыми серьгами. Шанелька читала когда-то — уши у человека растут всю жизнь.

А еще женщина была очень худой. Не болезненной худобой старого человека, а худобой фотомодели: тонкая талия, косточки на бедрах, тощие ноги, обтянутые стильными джинсами, узел рубашки на высохшем, казалось, прилипшем к позвоночнику животе.

Она уже была там, сидела перед пиалкой с чаем за столиком в дальнем углу лавки. И, увидев новых покупательниц, страшно смутилась, дернулась, будто хотела встать, но осталась сидеть, только напряженно повернулась в их сторону, кивнула, растягивая губы в жалкой просящей улыбке. Будто боялась, что мы ее выгоним, мрачно думала Шанелька, тащась за целеустремленной Крис к трехэтажному стеклянному торговому центру, обставленному финиковыми пальмами. Выгоним и займем ее место. Потому что мы более молодые, более привлекательные.

…Быстрый продавец, молодой темнолицый парень лет двадцати с чем-то, завел их внутрь, обводя руками сокровища на полках, извинился и шустро проскочил в угол, склонился, что-то шепотом говоря женщине. И она, все еще взглядывая на девочек с извиняющимся выражением на сухом, пропеченном жарой лице, кивнула и осталась тихо сидеть, не решаясь взять со стола пиалку с чаем.

Да, после рассказов Лаки эта сцена приобрела для Шанельки определенный смысл, хотя она допускала, что у нее разыгралось воображение. Как мама говорила недовольно, вечно ты себе навыдумываешь. Вот только чаще всего выдумки Шанельки оказывались правдой, надо было только поймать и запомнить именно первое впечатление, первый чужой взгляд, и первое выражение лица. Потом их место занимали другие, уже сделанные, отрепетированные, — «правильные», даже если смена происходила на уровне подсознания, автоматически.

Иногда ловля первых впечатлений Шанельку радовала и увлекала. Но сегодня ей стало старую женщину нестерпимо жалко. А вот Лаки — нет. Потому что Лаки сама не считает возможность секса за деньги последним, что ей остается, решила Шанелька, она для этого чересчур живая и наверняка даже в семьдесят рефлексировать не станет. Просто поедет еще куда, а не будет денег, закадрит соседа в трениках и с газетой. Потом поругается и бросит его ради молодого дурака-сантехника на один раз. И даже не будет жалеть. Ни о чем.

— Чего улыбаешься? — Крис обернулась, поднимаясь по ступеням магазина, — уже придумала свою очередную сказку?

— Половину, — призналась Шанелька, в голове у которой после слов подруги будто стали поворачиваться тайные зеркала, отражая и изменяя реальность. Да, может быть, когда-то, из этой лавки, сверкающей чеканной бронзой, в звонком нутре которой — старая королева, что ушла давным-давно, искать средство остаться молодой вечно, и коварный древний колдун в личине прекрасного юноши, продающий всякие вещи нематериальной ценности… А в это время ее сестра… Да, из этого может получиться сказка.

Уже вечером, в номере, благополучно избежав еще одного ужина с Лаки, девочки собирались, и Шанелька до последнего не прятала купленные изящные вещицы, любуясь тем, как они царят на столике рядом с цветочной вазой. Но после аккуратно запаковала, сначала поснимав флаконы, кубки и свитки на смартфон. Отправила картинки Димке, потом они с ним очень мирно поговорили. Связь была хороша, и Шанелька, трижды обойдя окрестности номера, забираясь по лесенкам и спускаясь плавными пандусами, поворачивала смартфон, чтоб Димке были видны пальмы, окошки, террасы с клумбами. Хотя понимала, что он там увидит, в чернильном южном вечере, полном ярких огней и непроницаемых теней.

Номер дальних соседей, тот, что за тремя юкками и кадкой с большим олеандром, благоразумно обходила, как можно дальше.

Глава 4