Цветок для двоих [СИ]

— Я понимаю. Я не настоящий друг, мне нет всех слов от анэ. Но я надеюсь. Так?

— Конечно, — легко разрешила Крис, одним глотком приканчивая напиток, который был явно крепче вина, прижала ко рту согнутые пальцы, — охх. А мне можно спрашивать вас, хеб? Обо всем.

— Я счастлив.

Оказалось, он сидел совсем рядом, прижимаясь бедром к ее бедру, и она с щекоткой внутри ждала, что смуглая рука окажется на ее плече, незаметно, как тайная змея, проскользив за спиной. Но объятия не случилось и Крис насмешливо рассердилась на себя, стараясь сосредоточиться и придумать достойный вопрос. Что она там себе думает? Они знакомы половину суток. И все эти «ах, прекрасная анэ» — обычная восточная вежливость, такая же, как неумеренные восторги местных мужчин с целованием щепоти и закатыванием глаз. Да и сама она, в зеркало, что ли, не смотрит? Красавицей Крис никогда себя не считала. А Джахи гарантированно западет на златые кудри Шанельки, восточные мужчины просто генетически слабы на гаремные варианты женственности.

— А, — сказала вслух, поняв, что собеседник продолжает ждать вопроса, а она так ничего и не придумала, не спрашивать же в лоб, как там жена, или гарем, как детишки…

— Это коньяк, да? Такой крепкий.

И покраснела от злости на собственную глупость.

— О, — почему-то обрадовался Джахи, бережно наливая еще — совсем уж на донышко. Взял свой бокал и сел удобнее, поджимая согнутую ногу.

— Берим. Лепестки от роз собирают вместе с утренней росой. По нужным дням.

(Юные девственницы, быстро подумала Крис, внимая с серьезным видом).

— Старые ани варят. Большой чан. Котел? Да, чаны.

Руки Джахи снова проплыли в воздухе.

— Сахар и мед. Лепестки. Льют в кувшины. Пока горячий напиток. Как чай. Густой чай. И сверху печать. Как печать на свитки.

— Воск, да?

— Да. Кувшины стоят. Очень долго. Год. Два. Три. Еще долго. Потом снова чаны. Горячая вода, очень-очень горячая. Чтобы напиток был жидкий. И после мешают. Смесь. Старый и новый — еще раз лепестки. Дальше делают, как вино, дальше делают, как коньяк. Семь лет. Или десять — так может быть. Только делать, а не хранение.

— Очень хороший берим, — похвалила Крис, подумав, что Шанелька пропустила практически готовую сказку, полную лепестков, мудрых старух и глиняных кувшинов с застывшим розовым сиропом.

— Лепестки только красный цвет, — добавил Джахи, — темный красный. И светлый. И совсем-совсем темный. Нельзя белый. Нельзя желтый. Берим в переводе — кровь цветов. Это напиток вам, прекрасная анэ Крис. А для анэ Шанелька есть другой. Я покажу. В другой вечер. Когда будет беседа для анэ Шанелька.

— Шанельки, — машинально поправила Крис.

Джахи встал, протягивая ей руку.

— Мне нужно показать. Одна вещь. Пока вы одна со мной, анэ. Пойдемте.

Крис оглянулась на светящуюся дорожку, по которой ушла подруга.

— Недолгое время, — успокоил ее Джахи, — десять минут. Маленькое время.

Он даже не стал обуваться. И Крис с удовольствием ступила на теплые плитки дорожки босыми ступнями. Они шли к зданию библиотеки, окруженные шарами и звездами спрятанных в траве и ветвях светильников, которые теперь окружили себя мягким разноцветным свечением, бросая на темноту блики и зыбкие веера лучей. Уходили все дальше от беседки, откуда в другую сторону, к дальней стене, убрела зачарованная Шанелька.

…Дивный сад мирно спал, освещенный фонарями м светильниками. Молчали птицы, замерла в неподвижности цветная листва. Даже бамбук застыл, не перестукиваясь чуткими коленчатыми стеблями, и на глади маленьких прудиков не появлялась рябь. Было так тихо вокруг, что Шанелька слышала стук сердца, дыхание и шелест своих шагов по плиткам дорожки. Шаги шелестели, потом звук исчезал. Это я стою, смутно думала она, стараясь не думать вовсе, зная, все, что вливается в нее сейчас, укладывается на дно души, превращаясь в воспоминания. Она будет перебирать их потом, вытаскивать, как низку бусин из шкатулки, освобождая от цепочек и оправленных камней, рассматривать и складывать снова, полная тихой благодарности мирозданию и его посланцу — красивому мужчине в восточной одежде, который сделал им с Крис царский подарок.

И наконец, переполненная впечатлениями, она вздохнула, коснувшись шершавой стены, подняла голову, разглядывая высокий край, увенчанный чугунными пиками решетки. И передернув озябшими плечами, пошла обратно, улыбаясь.