Цветок для двоих [СИ]

Джахи не соврал, ему пришлось несколько раз уходить, и во время очередного отсутствия Шанелька подняла голову, прислушиваясь — за снова запертыми дверями толклись невнятные голоса, сильно вдалеке, не разобрать слов, одни интонации. Джахи быстро что-то говорил, его перебивали сразу несколько мужских голосов, тон беседы становился накаленным, а потом вдруг все стихло. И через минуту хозяин вошел в хранилище, по своему обыкновению осветил тружениц мягкой улыбкой. Но пару раз, тайком взглядывая в сосредоточенное красивое лицо, Шанелька видела на нем напряжение, связанное с какими-то, очевидно, не самыми приятными мыслями.

— Ну, — сказала Крис в конце дня, убирая разбросанные по столу бумаги, — что мы имеем на наш второй день марафона?

Шанелька гордо выложила на середину стола оборванную записку и два документа, написанных арабской вязью. Все — в прозрачных файлах, и к арабским бумагам вложены были листочки с переводом.

Один оказался списком вещей, явно предназначенных для путешествия. Перечислялись чемоданы, носовые платки, плед и прочие обыденные вещи, но среди них — детское — дорожная посуда и постельные принадлежности, а еще — складной стульчик. Нигде не указывалось, что вещи покупаются именно для Елении с Идой, но дата подходила, и девочки понадеялись, сопоставляя список с обрывком письма.

Второй листок оказался врачебными рекомендациями по уходу за ребенком после бронхита. Крис сфотографировала документ и отдельно подпись врача, чтобы на следующий день поискать и отложить все написанные им бумаги, а Джахи пусть потом скажет, вдруг и в них что-то обнаружилось.

Хеб Джахи как раз вышел, но позвонить ему пленницы не успели, в замке хранилища повернулся ключ, дверь приоткрылась. И тут же в коридоре послышались быстрые шаги, мужской уверенный голос сказал пару слов, Джахи ответил вполголоса, видимо, держась за ручку двери.

Мужчина настаивал, выплевывая громкие слова, следом возникли еще голоса, подхватили вразнобой, почти с криком. И сам Джахи повысил голос, добиваясь тишины. Заговорил быстро, с умиротворяющими интонациями.

— Так, — решительно сказала Крис, нажимая на двери изнутри, — Нелькин, пойдем.

Дверь подалась, и они вышли в полутемный коридор, полный мужских силуэтов. В европейской одежде и в длинных джалабиях, а еще — в тех самых наверченных на головы светлых и темных уборах, перехваченных витыми шнурами.

— Извините, — сказала Крис замолчавшим спорщикам, — сорри. Дайте пройти. Господин Джахи, мы закончили. Можете закрывать.

Взяла Шанельку под локоть, подталкивая впереди себя.

— Сорри, — послушно повторила за ней Шанелька, боком протискиваясь через небольшую толпу и чересчур ясно ощущая, какие у нее длинные волосы, почти до талии, и платье такое — открытое совсем, с голыми руками и шеей.

Мужчины молча расступились, провожая их взглядами.

Уже в саду Шанелька нарушила молчание, выдохнув, нерешительно засмеялась.

— Я думала, нас хоба, подмышку, и на верблюдов. Как они смотрели, а? Чего вдруг?

— За ужином спросим, — ответила Крис, отводя свисающие ветки с глянцевыми листьями, — мало ли, народ южный, горячий.

Шанелька задумалась с сомнением. Пока они увлеченно копались в старых бумагах, вокруг, кажется, что-то происходило. Или — кажется? Восток, вдруг тут все орут, как на базаре, и это обыденно и ничего не означает. Просто пришли сдать просроченные книжки — тут она фыркнула, представив себя в библиотеке — стоит, орет, сверкая глазами, а на нее так же орут мамаши, что пришли забирать Валюшек и Сережиков.

И тут же расстроилась, поняв, что, сбегая, она снова не попросилась у Джахи воспользоваться компьютером с интернетом. Нужно написать Димке смску с телефона Крис, решила, поднимаясь по ступеням на веранду коттеджа, извиниться и объяснить. А еще написать «люблю-целую».

Бумажная работа утомляла и не хотелось даже разговаривать. Умывшись и смыв с рук архивную пыль, подруги улеглись на узкие кровати, чтобы отдохнуть перед ужином, на который наверняка их пригласит Джахи. А если нет, ну что ж, отдохнут и мирно поужинают сами, после пройдутся по саду, приводя мысли в порядок.