Оживший рисунок – типичный мужчина-ирландец на своем поле. Длинные мускулистые руки, закатанные рукава рубахи, джинсы, побывавшие не один раз в стирке, башмаки, прошедшие немало миль. Шапка надвинута на глаза, но не затеняет какую-то пугающую голубизну глаз. Лицо мифического красавца из старинных легенд, созданное для того, чтобы быть запечатленным на бумаге или холсте.
Мужчина с большой буквы, не могла не признать она. Стопроцентную фору даст любому изысканному пижону с Мэдисон-авеню в тысячедолларовом костюме и с букетом серебристых роз в наманикюренных ручках!
– Как приятно видеть женщину, которая тебе улыбается!
– Я подумала, что вы здорово похожи на документальный кадр из фильма «Ирландский фермер обходит свое поле».
– Моя земля окончилась там, за оградой, – ответил он и несколько смущенно протянул ей букет полевых цветов. – Но они с моего поля.
– Спасибо. – Как сделала бы любая женщина, она окунула в них лицо. – Это ваш дом виден из моего окна? Большой, каменный и весь в трубах?
–Да.
– Не слишком он велик для одного человека? А другие постройки – это что?
– Амбары, сараи. Если придете в гости, я вам все покажу.
– Возможно, приду.
Она услышала – или ей показалось? – голоса из дома Брианны и подумала: началось!
Мерфи перехватил ее взгляд и пробормотал:
– Приехала Мейв? Миссис Конкеннан?
– Да, она там. И вы тоже пришли. Скажете, это случайно?
– Нет, не скажу. Мегги звонила мне и говорила, что назревает крупный разговор.
– Лучше бы она сама пришла, а не оставляла
Брианну одну.
– Она уже там. Это ее голос вы услышали. – Непринужденным жестом он взял Шаннон за руку и повел подальше от дома, продолжая говорить: – Мегги и мать кидаются друг на друга, как два терьера. Мегги сделала все возможное, чтобы сестра могла спокойно жить, находясь подальше от матери. Купила для Мейв дом в городе, автомобиль.
– Почему эта женщина воюет с дочерьми? – изумилась Шаннон. – Что они сделали ей и в чем провинились?
Мерфи ответил не сразу. И то, что он сказал, не было ответом.
– Вас любили родители, Шаннон?
– Да, конечно.
– И вы никогда не сомневались в их любви? Не взвешивали, много ее или мало?
– Нет, – нетерпеливо ответила она. – Мы просто любили друг друга.
– Вот, у меня было точно так же. Мы не думали, что нам как-то особенно повезло, потому что не считали, что может быть иначе. А у Мегги и Бри было по-другому. С самого детства. Для Тома, их отца, они были главным в жизни. Но не для матери. – Мерфи не выпускал руку Шаннон из своей, легко перебирая ее пальцы. – И чем больше он любил их, тем дальше отходила от них мать. Словно нарочно хотела наказать всех. И себя тоже.
– Страшная женщина!
Под это бурное восклицание Шаннон наконец отобрала у него свою руку.
– Нет, несчастная женщина, – поправил ее Мерфи. – У вас тоже произошли несчастья, одно за другим, но вы достаточно сильная и разумная, и вы отодвинули их в свои воспоминания, так я это понимаю, а не живете ими все время. Ежедневно и ежечасно. А Мейв наполнена ими, как воздушный шар воздухом.
Опять ее удивила ясность и образность его мыслей.
– Не знаю, правы ли вы в отношении меня.
– Зато я знаю. – Он снова взял ее за руку. – Пойдемте к дому. Там все стихло. Они уже, видно, наговорились.
– Но это совсем не мое дело, Мерфи. Думаю, всем будет лучше, если меня ни во что не вмешивать.
Он посмотрел ей в глаза. Прямо, серьезно и решительно.
– Будьте со своими сестрами, Шаннон, – сказал он. – Не делайте того, о чем станете потом жалеть.
– Проклятие! – Его взгляд раздражал, но и прибавлял силы. – Ладно, черт возьми. Я иду туда. Но вы мне не нужны, мистер защитник!
– Я все равно с вами.
Он еще крепче сжал ее руку и повел к дому.
Глупо бояться, говорила себе Шаннон, пока они шли по саду. Что ей может сказать или сделать эта женщина? Какое бросить обвинение? Но мышцы были напряжены и чувства тоже, когда она входила в дом через кухонную дверь, сопровождаемая Мерфи.
Первым ее впечатлением было, что женщина, сидевшая у стола, никак не была похожа на чью-либо жертву. Глаза у нее вызывающе блестели, на лице были написаны твердость и непреклонность судьи, только что огласившего строгий, но справедливый приговор. Пальцы рук, без всяких украшений, сцеплены и лежат на скатерти, как если бы женщина молилась. Но она не молилась, а судила.
Рядом с ней была еще одна незнакомая Шаннон женщина, более полная, чем первая, с более мягким, не таким колким взглядом. А напротив них сплоченной, монолитной стеной стояли две сестры Конкеннан со своими мужьями.
Вся эта сцена при другой ситуации могла бы выглядеть довольно забавной.
Мейв Конкеннан метнула яростный взгляд на Шаннон и крикнула, скривив рот:
– Вы привели ее сюда, в этот дом, когда я здесь? До странности спокойным голосом Брианна сказала:
– Этот дом принадлежит мне. И Шаннон в нем желанная гостья. Как и ты, мама.
– Как и я? Вы суете мне ее в глаза! Семя отцовского греха! Вот как вы показываете свое уважение к женщине, которая дала вам жизнь.
– Дала жизнь, – повторила Мегги, – и потом ненавидела каждый наш вдох и выдох.