Цветок и Буря

Юань слабо улыбнулась. Ей было знакомо это чувство неловкой подвешенности, когда перемены стоят на пороге, а ты и не знаешь, радоваться им, тревожиться или бежать прочь. Предвкушение первой юношеской любви, томление в сердце, которое некому излить, желание танцевать или спрятаться в тени, дабы никто не увидел, как горят твои щеки – все это хорошо знакомо всякому юному созданию, пока оно не вырастает настолько, чтобы забыть, каков на вкус рубеж нежного отрочества и цветущей молодости.

– Его учитель танцев и этикета буквально с ума сходит! Я ему говорю: «Ну как там мой мальчик, как течет жизнь в хоучжаофане?» А он мне: «Господин Буря окончательно потерял себя! Словно в призрака превратился! Сплошное томление, никакого такта и внимания к мелочам!»

– Полагаю, это пройдет, – слабо улыбнулась Юань. – Я постараюсь вернуть ему должный интерес к мирскому, хоть и осмелюсь признать, что не разделяю Ваших опасений: перестав быть мальчиком и сделавшись мужчиной в глазах общества, Тин впервые поднял глаза на усыпанную лепестками любви жизненную дорогу, что выстлала ему Мать Богов своей ласковой рукою.

– Ваша речь, несомненно, прекрасна, однако полезно ли такое томление для создания столь молодого?

– О, не беспокойтесь, подобные чувства совсем недавно переполняли и меня. Жаль, что проявлять их я не имела права. – Юань мягко отодвинула в сторону миску с супом и неспеша принялась за творог. – Взросление наполнено энергией видоизменения ци и всегда сопровождается чудесными переменами. Проявите должное терпение, и однажды я привезу Вам сияющего здоровьем и красотой молодого мужчину, глядящего на мир с очаровательным любопытством и жаждой истины.

– Что ж, я верю Вашим словам, – кивнула госпожа Цветок. – Ах, дорогая Юань, Вы уже прикончили первое! Тин действительно сильно опаздывает сегодня.

– Быть может, ему нездоровится?

– Еще чего, – грубовато хмыкнула женщина. – Могу поклясться чем угодно, что он не может выбрать, что надеть, вот и сводит с ума нас обеих. Если паршивец посмеет заявиться лишь тогда, когда мы прикончим второе…

В дверном проеме показались двое – мужчина с высоким лбом, раскосыми глазами и гладко зачесанными назад ониксовыми волосами стоял чуть позади, выставив руки в почтительном поклоне, а молодой юноша в длинных розовых одеяниях замер прямо перед ним, склонившись на пороге. Простояв так несколько невыносимо долгих секунд, он наконец сложил руки на животе и расставил локти параллельно земле, как того требовали правила этикета. Плавным кивком головы он отослал слугу, а затем, приподняв подбородок, медленно направился по петляющей дорожке, скашивая глаза на изящный сад камней, проплывающий мимо. Тени навеса падали на его аккуратное лицо с острым подбородком и легкими мимическими морщинками в уголках губ, округлые глаза смотрели мечтательно и потерянно.

То теряясь за перегородками, фонариками и колоннами, а то выплывая из-за них, юноша и впрямь походил на бессловесного призрака. Его одежды слабо шелестели, длинные рукава колыхались, заигрывая с ветерком. Остановившись напротив возвышения, он снова поклонился, не поднимая глаз.

– Матушка, я смиренно прошу простить меня за опоздание, – сказал он ровным и спокойным тоном, в котором, тем не менее, не читалось никакого раскаяния – только сжимающее душу волнение от грядущего знакомства с невестой. – Госпожа Буря, мне стыдно поднимать на Вас глаза, ведь оттого, что я посмел опоздать, Ваше первое впечатление обо мне наверняка безнадежно испорчено.

– Напротив, мой интерес лишь сделался сильнее, господин Цветок, – милостиво улыбнулась Юань. – Я рада находиться на территории клана и видеть Вас в полном здравии. Мы не виделись много лет – но только сейчас я осмелилась признаться себе, что все это время скучала.

Юноша плавно кивнул в знак признательности и неспеша поднялся по ступеням наверх, после чего опустился по левую руку матушки. Разумеется, он не слишком скучал по надоедливой девчонке все это время: в конце концов, в свою единственную встречу с сыном госпожи Цветок Юань умудрилась напугать мальчонку до полусмерти, а потом еще и довести до слез. Она всегда была своенравным ребенком, творившим первое, что приходит на ум. К счастью, суровое воспитание бабушки и знаменитой наставницы все же привило ей верное восприятие мира и ответственность за каждое случайно пророненное слово.