Цветок и Буря

Двери приоткрылись, и внутрь тихо скользнул юноша в легких разлетающихся одеждах. В клане Бури женщинам всегда прислуживали исключительно женщины, однако после того, как госпожа Цветок послала к своей гостье мальчиков для помощи в облачении, Юань уже ничему здесь не удивлялась.

– Госпожа Буря. – Слуга коротко и быстро поклонился, даже не озаботившись изобразить руну пальцами. – Меня послали спросить, нуждаетесь ли Вы в помощи или каких-либо других услугах, а также оповестить о вечере изящных искусств, который будет проводиться в Павильоне Драконицы сегодняшним ужином. Его подготовили заранее, не ведая, в каком состоянии Вы прибудете в наш клан, а потому госпожа Цветок извиняется, если ведет себя с излишней настойчивостью, и просит сообщить, сумеете ли Вы…

– Нет нужды откладывать ритуальное действо, – коротко ответила Юань, складывая руки на животе. – Ступай и передай Главе Клана искреннюю благодарность за внимание к моему самочувствию. Я приду и постараюсь никому не доставлять лишних неудобств.

– Конечно. Что-нибудь еще?

– Распорядись принести мне что-нибудь из трудов госпожи Ксиаоли Иллюзии, если таковые имеются в библиотеке клана. Подойдет любая ее работа.

Слуга быстро кивнул.

– Иные пожелания?

– Ничего более. Я сама переоденусь в ночное, однако подожду, пока мне принесут книгу, дабы не смущать юных слуг столь недостойным видом.

Юноша посмотрел на нее с едва скрываемым изумлением. Должно быть, с ним никогда не обращались так чопорно и строго.

– Есть, госпожа Буря, – опомнился он, снова поклонился и, хлопнув дверьми, помчался прочь.

Девушка осталась одна. Глядя в окно и наблюдая, как нежно касается ветер крон зачарованных деревьев, она впервые в жизни чувствовала себя взрослой.

Юань II. Безграничность красоты и ее сакральная опасность.

Вдруг тьма сгустилась, будто при затменье,

Я замер с орхидеями в руке…

Как грязен мир, как слеп и неразборчив!

Там губят все и завистью живут.

Цюй Юань, «Лисао».

Юань отчаянно хотелось влезть на крышу: ужасная детская привычка опять дала о себе знать, причем весьма некстати.

Выспавшись и окончательно придя в себя, она приняла решение отобедать в своих гостевых покоях, сидя у окна и читая труды любимой мыслительницы, которые, к слову, нашлись в богатой коллекции клана Цветка.

Читать, одновременно поглощая пищу, было ужасно некультурно и весьма опасно: на бумаге могли остаться следы жира или корявые пятна, способные размыть чернила или навечно стереть фрагмент бесценной рукописи, однако девушка старалась нарушать правила как можно осторожнее, дабы последствия не аукнулись на ее пока что чистейшей репутации среди здешних людей.

На обед ей подали густую похлебку из муки да вареный рис с маленьким кусочком свинины: еда буквально таяла во рту, поднимая настроение и заставляя с куда большим рвением вчитываться в философские тексты Ксиаоли, которая, должно быть, при жизни была невыносимой занудой даже по меркам клана Бури: запретов, которые она налагала на «сгнившее и порочное человеческое бытие», было во много раз больше, чем советов об этом самом бытии и его подробностях. Изучать громоздкие изыскания большой давности, тем не менее, Юань была просто обязана: Великое Око Разума сказала, что понимание идей Ксиаоли привело ее к величию, а Юань, несомненно, страсть как хотела быть великой.

Правда вот, пока что слова мыслительницы шли вразрез с тем, что ее наставница говорила и делала, и это вводило девушку в еще большее смятение духа:

«Таковы слова мои ныне, и таковы они будут во все времена, пока существует грех на земле человеческой:

Всякий раз, видя, как женщина пьет байцзю в окружении других женщин, и те деляет его с нею, будто улов или дичь, да направь свою ци, чтобы разбить бутыль их;

Всякий раз, когда прекрасный юноша манит тебя тем, что скрывает под своими одеяниями, и всякий раз, когда думаешь ты о нем дурное и постыдное, ударяй себя по щекам и спине или вели ударять матери, дабы мысли твои не обращались к греху и не оскверняли других;